— Что я? Работаю и работаю…
— Неважно работаешь. — Владимир поднялся, обрывая посторонний разговор. На сердце у него все еще лежала тяжесть от разговора с Фефеловым, но надо было приступать к работе. — Это вообще не только к Макарову относится… Неважно мы дело начали, авария у нас на аварии… И сейчас вот из шахты сообщили: снова «скачали» цепи.
В этот день, как и обычно, он спустился в шахту вместе со сменой и таскал по штреку цепи, восстанавливая конвейер. Чем больше уставал, тем больше хотелось делать, потому что от работы медленно затухала и расплывалась тяжесть на сердце.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Марья Антоновна поднималась утром первой. На кухне, завернутый в шаль, чуть слышно звенел будильник, чтобы не потревожить хозяина; Марья Антоновна, привыкшая к домашним заботам, спала чутко, улавливала этот звон и начинала сновать по комнатам глухими кошачьими шагами, предвещая утро.
Безделиц хлопот, по мнению хозяйки, в доме было не перечесть. А вроде с чего? Ребятишек нет: где что поставлено, там и стоит. Скотины тоже нет: думали кошку в доме завести, да все не решались. А хлопоты единственно от того, что Марья Антоновна свято поддерживала слухи, что она хозяйка умелая, чистолюбка до болезни: белье у нее как ни у одной соседки, пропарено в нескольких водах, отглажено, будто сегодня из магазина, пол блестит, нигде соринки не выдуешь, а кровать, диван и столы накрыты так, что складочки днем с огнем не найдешь. Вот и приходится вставать рано, чтобы до работы навести порядок. Да мужу сделать приятное: проснется Илья, а у нее все готово, будто не спала, — спецовка постирана — надеть приятно, на столе горячий завтрак, и сама причесанная, скорая, с «пританцульками», как говорила Дарья Ивановна.
— Кушай, Илья, кушай, — сядет, бывало, напротив и глядит на мужа влюбленно. — Ты же у меня работник…
Так в былое время провожала на работу отца ее мать, бойкая, непоседливая женщина, за умение все сделать по хозяйству, прозванная на улице Слесаршей.
Порядок в доме Зыкова-среднего не изменился и после избрания Ильи депутатом. Как и раньше, Марья Антоновна утрами смотрела на мужа заботливо и влюбленно, перекидываясь с ним привычными словами, только будто привязалась больше, теснее. На ней, как и прежде, не было грязного недорванного платья, а теперь и вовсе: блузки шелковые, юбки плотные, из черной шерсти, а на ногах не комнатные чувяки-шлепанцы, а туфли на каблуках.
— Ребенка бы тебе, мать, — только и найдется Илья что сказать, глядя на посветлевшие глаза жены.
— Будет, Илюша… Погоди, будет…
Депутатство на Илью свалилось и вдруг и не вдруг. Работником он слыл толковым и не как другие, лихачи — им необычное подавай, рисковое: либо грудь в крестах, либо голова в кустах; Илья в любой день работал с охотой, подтянуто, надо так надо. Бывало, и рейсов сделает больше всех, если на линии работает, и не скоростью возьмет, а умением использовать рабочий день: в графике у Ильи плотно, минута к минуте; ремонт случится — копается в машине до тех пор, пока не добьется, чтобы работала как часы. И тут никакого разговора о заработке, сколько есть, столько и хватит. К товарищам добр, не в крайнем случае делится запчастями, которые сбережет или где выкропчет, а всякий раз. Или знанием поможет: незаметно привяжется к ремонтнику, чтобы не обидеть, и помогает, да не так просто, наскоро, тяп-ляп, а допоздна, пока глаза не начнут слипаться. Поэтому и товарищи к Зыкову — со всем уважением: к слову его прислушиваются, поступки одобряют. И не раз уже Илья Федорович терпеливо нес мелкие общественные нагрузки: то в подшефную школу сходить, то политинформацию провести, то в профсоюзе поработать. Особенно прибавилось нагрузок с приездом Ирины: Илья будто сам на них напрашивался. Так вот и работал. Люди видят — старается человек, пришло время — предложили его кандидатуру в депутаты.
«Илья Федорович Зыков, — докладывал на собрании избирателей парторг автобазы Кудряшов, доверенное лицо, — это самый настоящий представитель нашего современного советского рабочего класса. Я вам скажу, что у нас на автобазе работники все как один согласились: кандидатура Зыкова Ильи Федоровича самая достойная. Он любит работать, и все сделает для того, чтобы и вам работалось и жилось хорошо».
Мандат депутата Илье принесли на квартиру. Марья Антоновна угостила пришедших чаем. Поговорили о делах. Илья вышел проводить гостей и встретил в огороде Андрея. У брата на губах улыбка, трезвый:
— Скажи, Илюшка, а вот подвернется тебе в новом депутатском положении левый рейсик достоинством, прямо скажу, значительным — рублей в шестьсот. Поедешь?
Илья прикрыл за гостями калитку.
— Тебе-то что?
— Как же, Илюшенька? Очень даже вопрос интересный. Мне, как ты знаешь, человеку неустойчивому вообще, надо с кого-то пример брать. Ты книжки читаешь, в курсе дела…
— Я-то читаю. А тебя опять к пустобрехству потянуло?