«Чем ты живешь?» Было уже около двенадцати, когда Карл стал его выспрашивать. «Чем? Чем придется. А ты что делаешь?» – «Делаю, что подвернется». – «Видно, не доверяешь мне, боишься сказать?» – «Что ж, да ведь ты не каретник». – «Такой же каретник, как ты – жестянщик». – «Ну этого ты не скажи. Во, взгляни на мою руку, ожог, я даже и слесарную работу исполняю». – «На этом деле ты, наверно, и обжегся, а?» – «Дело, нечего сказать! Ничего из этого дела не выгорело». – «А с кем же ты работаешь?» – «Ишь, плутишка, хочет из меня все вымотать! – смеется Карл. – А ты в союзе состоишь?»[665]
– «В Шенгаузенском районе». – «Вот как, в Кегельклубе?» – «Так ты его тоже знаешь?» – «Как же не знать? Спроси-ка там, знают ли меня, Карла-жестянщика, там у вас есть еще каменщик Пауль». – «Да что ты говоришь? Значит, ты его знаешь? Это ж мой друг-приятель!» – «Мы с ним вместе были когда-то в Бранденбурге». – «Правильно. Так, так. Послушай, в таком разе ты бы мог одолжить мне пять марок, у меня, понимаешь, ни бум-бум, хозяйка грозится выставить вон, а в ночлежку идти мне не с руки, там всегда можно нарваться». – «Пять марок? Получай! Только и всего?» – «Большое спасибо. А не поговорить ли нам о деле?»Каретник, оказывается, из молодых, да ранних, путается то с бабами, то с парнями. Когда вода подступает к горлу, стреляет в долг или промышляет воровством. Он, жестянщик, и еще один парень из Шенгаузенского союза моментально организуются в самостоятельную компанию и – рота, в ружье! – живым манером обделывают пару-другую делишек. Где что можно взять – сообщают им из союза, в котором состоит каретник. Первым долгом они стырили мотоциклетки, таким образом им обеспечена свобода передвижения и возможность любоваться окрестностями. Кроме того, они теперь не связаны с Берлином, на случай если подвернется работенка где-нибудь в другом месте.
Одно дело, которое они обтяпали, вышло очень комично. На Эльзассерштрассе есть большой конфекционный магазин, а в союзе – несколько портных, которые могут такой товар с легкостью пристроить. И вот однажды, когда ребята стояли втроем перед этим магазином, часа этак в три ночи, подходит к ним ночной сторож и тоже поглядывает на дом, который он сторожит. Каретник его и спрашивает, что помещается в этом доме, остальные подхватывают разговор, то да се, между прочим упоминают о кражах и налетах, да, мол, сейчас такое время, что эти самые воры и грабители ходят обыкновенно с револьверами в кармане, а если им помешать в работе, то не задумаются и ухлопать человека. Нет, говорят остальные, на такую штуку они бы вовсе не пошли; да и стоит ли огород городить из-за лавчонки готового платья? Есть ли там вообще товар? «А то как же? Там полным-полно товару: мужское платье, пальто – все что угодно». – «В таком случае надо бы зайти и одеться во все новенькое». – «Да вы очумели, что ли? – подначивает один из компании. – Не станете же вы ни за что ни про что причинять человеку неприятности». – «Неприятности? Почему неприятности? Господин сосед, в конце концов, тоже человек, и денег у него, наверно, не густо; скажи, коллега, сколько тебе платят за то, что ты тут сторожишь?» – «Ах, знаете, это такие гроши, что не стоит и спрашивать. Когда человеку шестьдесят лет, как мне, и приходится существовать на одну пенсию, то с ним можно делать что угодно». – «Про это ж мы и говорим, что вот заставляют старого человека стоять тут всю ночь, только ревматизм наживешь, на войне вы, верно, тоже были?» – «Ландштурмистом, в Польше, да не думайте, что на земляных работах, – в окопах». – «Кому вы говорите? У нас было точно так же. Пожалуйте в окопы, у кого еще голова на плечах, за это самое ты и стоишь тут, коллега, и сторожишь, чтоб никто ничего не спер у этих важных господ. Как ты думаешь, сосед, не сделать ли нам с тобой хорошее дельце? Где ты, собственно, помещаешься, сосед?» – «Нет, нет, знаете, слишком уж это рискованно, как раз рядом – хозяйская квартира, а ну как услышит хозяин, у него сон легкий». – «Да мы шуметь не будем, тебе говорят. Пойдем-ка выпьем с тобой кофейку, спиртовка-то у тебя найдется, а ты нам что-нибудь расскажешь. Неужели ты будешь распинаться за него, за борова жирного?»