Два других батальона несли охрану внешних границ Западного Берлина. Один батальон дислоцировался в местечке Штансдорф, на юге Берлина, второй на севере, в поселке Гросс Глинике. Обслуживались эти батальоны старшими оперуполномоченными капитаном Фроловым и майором Барсуковым. Оба фронтовики, опытные сотрудники. Я как переводчик участвовал в их работе по «окружению». На «обводе» я стал свидетелем и участником многих событий. Бывал у них наездами, по два, иногда три дня. Они передавали меня из рук в руки. Так, начав рабочую неделю на Юге Берлина в Штансдорфе, я объезжал по внешнему кольцу западную границу города, попадая в Гросс Глинике. Оттуда, завершив объезд северной части города по внешней границе Западного Берлина, возвращался в отдел в Карлсхорсте уже с севера, наполненный впечатлениями и материалами, на перевод которых не хватало времени на месте. И так — неделя за неделей. Здесь я получил так же наглядное представление о реальном состоянии охраны этой границы.
Для пополнения информации об окружающей обстановке мы работали с агентурой из местного населения, проживающего около границы, поддерживали постоянные контакты с местными властями, народной полицией, разведотделами и командованием погранвойск ГДР. Принимали участие в проверках чрезвычайных происшествий на границе, проводили опросы нарушителей и т. п.
Вместе с нашими батальонами границу охраняли и пограничники ГДР. Наши военнослужащие часто жаловались на их халатность. Уйдут с постов или из секретов в укромное местечко, «замаскируются» плащами и спят. Наших солдат это, естественно, раздражало:
— Они спят, службу не несут, а мы охраняй их покой!
Помню, на этом фоне был такой инцидент. Немецкие пограничники заснули в секрете, надежно укрывшись большой прочной палаткой. Возмущенные таким нахальством (даже палатку в секрет притащили!), выбрав момент, когда немецкие часовые дружно захрапели, наши солдаты намертво прикрепили кольями к земле и деревьям эту плащ-палатку над спящими и удалились. Проснувшимся и перепугавшимся немецким часовым показалось вначале, что их захватили в плен. Шуму было много. Сначала командование немецкого погранполка истолковало данный факт даже как «провокацию с Запада».
На эту «дружескую» шутку немцы ответили обещанием «поднять уровень» воспитательной работы.
В одну из командировок в Штансдорфе вдруг случил; ся подъем среди ночи. Редкое событие! Задержан немец при переходе границы из Западного Берлина. Нарушитель границы. Идем на допрос. А накануне была сменена «штатная» дислокация секретов. Наши посты и немецкие поменяли местами. И вот, у нас сразу же и задержание. «Нарушитель» удивленно спрашивает:
— В чем дело, почему меня задержали?
Устанавливаем личность. Оказался жителем Штан-сдорфа, данного местечка.
— Как попал в Западный Берлин, зачем ходил?
Он удивленно нам в ответ:
— Да вы что? Я уже лет 10 там работаю и всегда так езжу домой. Да об этом в поселке все знают и бургомистр. А что тут такого?
— Так ты зачем ходишь через границу? Ведь по правилам нужно ездить через Демократический Берлин.
Он, удивленно посмотрев на меня, терпеливо разъяснил, что для поездок на работу «по правилам» ему нужно ежедневно тратить до 2–3 часов и кучу денег! А здесь он на велосипеде от работы до дома, естественно, через границу, тратит всего минут 30.
— Наши пограничники меня знают и никогда не задерживают!
«Нарушителя» отпустили домой, а сами еще раз убедились в ненадежности официальной информации наших «немецких друзей» по системе охраны границы. Припоминается еще один редкий случай по этому району, напомнивший мне наши бдения при изучении истории КПСС. Я питался солдатским пайком «расходом», оставляемым в столовых воинских частей для запоздавших. По состоянию здоровья мне было трудно переносить эту пищу из-за появляющихся болей в желудке (позже выявили нарушение кислотности, гастрит и т. п.).
И я, по возможности, питался иногда вечерами в местных ресторанчиках — «гастштетах». Это не осталось незамеченным хозяином и немногочисленными посетителями.
При одном из таких посещений ко мне подходит владелец «гастштета» в Штансдорфе и спрашивает, не смогу ли я поговорить с одним из его хороших знакомых. Я ответил, что согласен:
— Где он?
Хозяин замялся и дипломатично уточнил:
— А разрешается ли советским офицерам разговаривать со всеми немцами?
Затем добавил, что люди бывают с разным убеждениями.
Я сказал, что знаю об этом:
— В чем же дело?
Тогда хозяин выдавил из себя, что этот человек — «кулак», разрешается ли офицерам говорить с «кулаками»?