Берлинский синдром

На кухне она проверила холодильник и достала из ящика авоську. Столовые приборы всегда в самом верхнем первом ящике, кухонная утварь — во втором, полотенца — в третьем, а пакеты и пищевая пленка — в четвертом. Все организовано столь же универсально, как десятичная классификация Дьюи[9].

Она подошла к входной двери и взялась за ручку — и тут поняла, что у нее нет ключа. Вот дерьмо! Ей не выйти и не вернуться обратно. В ушах зашумело. Тишина была… какая же она была? Не совсем всеохватывающей. Скорее отсутствующей. Почти удушающей, будто шум исчез и унес с собой весь воздух. С удивлением, она спрашивала себя, почему не замечала эту тишину раньше. Вот… жужжание холодильника. Сердце стучало уже не так бешено, и она задержала дыхание. Здание поскрипывало. Нет, точнее это половицы поскрипывали под ее весом. Голова болела. Может, имеет смысл вернуться в постель? Такие дни бывали: если ей не удавалось заставить себя пойти в студию, она обычно звонила подруге, выпивала целый чайник чая и коротала день в ожидании, когда утихнет боль.

Боже, как же сильно это раздражает! Она сняла куртку, потому что вся взмокла. Попробовала открыть окно, но ничего не получилось. В спальне, сбросив обувь, она плюхнулась на кровать. Простыни уже пропитались знакомым кисловатым запахом близости. Хотелось разозлиться на Энди: как он мог забыть о ключе для нее! Но, скорее всего, у него такое же похмелье, и вдобавок ему пришлось пойти на работу. Бедняжка!

Она немного полежала на кровати, потом перебралась на диван. Квартира больше не казалась просторной и светлой. Потолок нависал, а стены словно сдвигались. Она закрыла глаза и представила, что находится далеко отсюда.

Она вспомнила, как в детстве сидела в машине. Однажды они с сестрой ждали, когда мама вернется из супермаркета. Сестра Клэр отстегнула ремень безопасности, забралась на переднее пассажирское сиденье и закрыла воздуховоды. Детям нельзя было прикасаться к ним. Вся приборная панель находилась для них под запретом. Без мамы или папы запрещалось забираться на любое из передних сидении. Сестра заперла пассажирскую дверь, затем, потянувшись через водительское сиденье, проделала то же самое и с другой стороны. Двумя руками она повернула оконную ручку, поднимая стекло.

— Если все сделать герметичным, мы будем как в космосе, — объяснила она. Клэр представила темное ночное небо, созвездия, которые ей никогда не удавалось запомнить. — И наступит невесомость. Если везде хорошенько заделать щели, мы сможем парить, как в ракете. — При этих словах сестра серьезно кивнула. — Дай мне салфетки. — Она указала на коробку с салфетками, стоявшую на полке багажника.

Клэр даже не шевельнулась. Она хорошо помнила, как отчаянно ей не хотелось ввязываться в это дело. Сестра закатила глаза и, перебравшись на заднее сиденье, схватила коробку с салфетками. Вернувшись затем на переднее сиденье, она принялась запихивать салфетки в вентиляционные отверстия.

— Сломаешь, — с беспокойством попробовала остановить ее Клэр. Она терпеть не могла, когда что-то ломалось.

Ее вовсе не волновало, что она могла попасть в беду. Просто не выносила вида сломанных, бесполезных вещей.

Не обращая на нее внимания, сестра сделала глубокий вдох и раскинула руки в стороны. Клэр почти ожидала увидеть, как она плавно поднимется к крыше и легко отскочит от окна. Но этого не произошло.

— Ничего не выйдет. — Клэр считала своим долгом произнести эту фразу, надеясь, что эксперимент закончится до того, как вернется мама.

Но сестра лишь бросила на нее раздраженный взгляд:

— Нет, обязательно выйдет. — И принялась подтыкать салфетки вокруг оконных стекол.

— Не трать их зря, — сказала Клэр. Так всегда говорила мама, если они использовали слишком много салфеток.

Не обращая на нее внимания, сестра упорно продолжала заделывать щели и отверстия.

Ей не удалось вспомнить, чем все закончилось. Невесомость так и не наступила, рассудила она. Скорее всего, мама вернулась, накричала на них за растраченные салфетки и установила новые правила нахождения в салоне машины без взрослых. Любое происшествие заканчивалось переоценкой правил.

Вот и сейчас ей хотелось больше правил. Правило, что Энди должен возвращаться в определенное время. Правило, что, если он уходит, должен оставить для нее ключ. Отношения стремительно устанавливали свои правила: допустимое и немыслимое быстро разделялись, и последнее помещалось в карантин до особого распоряжения. А если правила нарушаются, отношения слабеют. Щелк, щелк, щелк, и вот они распались. Так что, возможно, отношения без правил — не так уж и плохо. Нет правил, которые можно нарушить, значит и отношения никогда не прекратятся. Логика зашкаливала. Открыв глаза, она попыталась выбросить из головы чересчур серьезные мысли. С похмелья ее мозг всегда лихорадочно работал, в отличие от конечностей. Но сейчас это было неважно: ей нужно выбраться наружу.