Я понимала, что именно в этом и состоит его работа и что именно таким образом он предотвращал некие бедствия, но ведь тут все зависит и от угла зрения: то, что для одной стороны является бедствием, для другой – великое благо. Он защищал интересы Англии, сделав выбор в ее пользу, независимо от того, справедливы эти интересы или нет; он не считал себя вправе оценивать их, его делом было подчиняться приказам и слепо их выполнять. Но я не могла разделить якобы патриотические чувства Томаса – не могла, и все. К тому же в те годы большинство испанцев (естественно, не из числа франкистов) испытывали неодолимое отвращение к тайной полиции и бесконечное презрение к тайным агентам. Ведь у нас они всегда стояли только на одной стороне – на стороне диктатуры, служили в Политико-социальной бригаде (поэтому их называли “социалами”), выдавали себя за рабочих на заводах, за шахтеров на шахтах, за слесарей на судоверфях, за профсоюзных активистов в подпольных профсоюзах, за членов и лидеров подпольных партий, за политзаключенных в тюрьмах и за студентов в университетах. Мало того, своим фальшивым радикализмом они многих толкали на преступления, которые без их нажима, без их дерзких речей и показного экстремизма никогда бы не были совершены. Много людей попали в тюрьмы по вине этих провокаторов, они были не только доносчиками, но и подстрекателями и старались подвести “подрывные элементы” под более суровые приговоры: ведь совсем не одно и то же – распространять листовки или бросать камни в окна банков и магазинов, убегать от “серых” во время акций протеста или напасть на конного полицейского, железным брусом свалив его с лошади, стать членом партии или подложить бомбу в машину, а то и выстрелить в армейского полковника. “Социалы” были заинтересованы в том, чтобы мирные люди перестали быть мирными, а выступавшие в одиночку объединялись в организации и группы; они не только охотились за информацией и вынюхивали имена, они провоцировали тех, кто попадал под их влияние, заставляя нарушать границу дозволенного и совершать тяжкие преступления. А еще были такие, кто пытал и сбрасывал задержанных в лестничные пролеты или в окна, как поступили в мои университетские годы со студентом Энрике Руано, а также с другими, якобы при попытке к бегству, хотя бежать они никак не могли – в наручниках с заведенными за спину руками и под строгой охраной. Так вот, Политико-социальная бригада все еще не была ни окончательно распущена, ни расформирована, во всяком случае, никого из них не наказали, не отстранили от должности и уж тем более не предали суду, а скорее всего, им просто подыскивали должности и занятия менее заметные и соответствующие новым демократическим временам.