Беруны. Из Гощи гость

самом деле пользы от него здесь не было никакой. Он горазд был купаться в море, входя туда

по-своему, задом, и окунаясь как-то по-бабьи. Он сворачивал камни и доставал пеструшек3 из

норок или ловил гагачей, наскоро пожирая птицу, чтобы Степан не увидел и, как всегда, не

отнял лакомого блюда. Но как было научить медведя отыскать между бревнами хотя бы

единый гвоздик?.. Пятигодовалый ошкуй и сам понял всю бесполезность свою в этом деле и

виновато отошел подальше в сторонку. Потом зачем-то сорвался с места. Тяжелой иноходью

ринулся он к губовине и взобрался там на ту самую скалу, под которой взял его живьем

Степан, оторвав от кровоточащих сосцов медведицы, проткнутой рогатиной насквозь.

Медведь стоял на самой вершине скалы на всех четырех своих лапах, не обсохших ещё

после неудачного купанья в разыгравшемся в этот день море. Он стоял на каменном утесе

совсем неподвижно, точно и сам был выточен из того же камня, и вытянул вперед свою

длинную шею.

Далеко впереди, у самого небосклона, появилась какая-то заплатка. Она то совсем

сливалась с воздухом и морем, то опять резкой нашлёпкой отчетливо вычерчивалась в

воздушной пустыне. Небо сливалось там с водой, окружая весь остров кольцом, глухою

стеною, в которой нигде нельзя было заметить ни лазейки, ни хода.

И вдруг в неодолимой этой стене обнаружилась крохотная дверь, недосягаемая, наглухо

запертая и временами доверху захлестываемая гулливой волной.

Впрочем, это видел с высокой своей каланчи один только медведь. Остальные,

согнувшись в три погибели, ползали за бревнами, среди тлена и праха, между мокрыми

щепками и ветхим ржавьём.

XXIV. ОСТРОВ, НЕ ПОКАЗАННЫЙ НА КАРТЕ

Выгорецкая лодья4 шла с Грумана в Архангельск, набитая до отказа китовым усом и

большими дубовыми бочками китового сала. В Архангельске бочки будут сгружены в

магазины Петра Ивановича Шувалова, которому государыня отдала на откуп Россию –

1 Кирилка – кушанье, приготовляемое из ягод, рыбы и ворвани.

2 Челноками у нас на Севере называют пироги с крупяной начинкой.

3 Пеструшка – зверек из породы мелких грызунов; водится на Севере.

4 Выгорецкая лодья – лодья, принадлежавшая выгорецкому общежительству старообрядцев-раскольников,

бежавших ещё в конце XVII века от царских воевод и православных попов на реку Выг близ города Повенца.

Здесь они имели возможность соблюдать свои старинные религиозные обряды («старую веру») и не общаться с

никонианами, то есть приверженцами новых обрядов, насильственно введенных патриархом Никоном и царем

Алексеем Михайловичем.

многие богатства и угодья, звериную ловлю и сокровища её недр. Выгорецкая лодья везла

графу-барышнику великую прибыль, и выгорецкий приказчик Никодим, лодейный староста,

высчитал, что откупщику перепадет до трех тысяч серебряных рублей да столько же

табачникам1 и высокому начальству из конторы сального торга. Соловецкие, те отбились,

никониане, – им что? – а вот Выгу, как всегда, пришлось добрый кусок безропотно отдать

живоглоту. Выгорецкие, они сидели в лесах и пустынях, молились истово и благолепно и от

царских чиновников отделывались никак уж не бранью и криком, но чаще всего

даниловскими рублями2 из серебряной руды, которую сами же добывали в ближайшей

тундре. А чиновникам только этого и надо: даниловские рубли пустынножители сами

чеканили в своих скитах, и целковики эти были столь высокопробны и полновесны, что

норвежцы за привозимые на Поморье товары требовали расплаты предпочтительно

даниловскими рублями.

Выгорецкие рады были, что их не трогают, что их как бы не замечают, что их и вовсе не

видно за голубыми озерами, за темными лесами, за высокой Олонецкой горой. Тихохонько,

легохонько, шито-крыто отстраняли они от себя всякие напасти, по-прежнему не признавали

попов и не молились за царей и цариц. Впрочем, о первом Петре, хоть он был и табачник, а

может быть, ещё и того поболе, выгорецкие сохранили нехудую память. Когда царь Петр был

в тех местах и ему шепнули, что тут недалечко живут раскольники, «Пускай живут», – сказал

он и проехал смирно, не сделав им никакого зла. Никодим знал всё это, знал, кто чего стоит,

но был строптив, и ему жалко было общинного добра, которое должно теперь, после всех

горестей и трудностей хождения на Груман, уплыть черт знает куда, в бездонные сундуки

приспешников графа. Никодим был хоть и не стар, но подчас ворчлив и продолжал ворчать

об издержках и убытках даже тогда, когда лодья вошла в полосу волнения и тумана.

Лодейные трудники3 не спали уже двое суток, не зная, куда несет лодью надувший

паруса ветер и куда он её вынесет. Туман совсем залил её молочным паром и словно

непроницаемыми холстинами застил лодейникам очи так, что ничего нельзя было разглядеть

на два шага вокруг. Никодим видел только одно – что их несет на северо-восток; большой