Беруны. Из Гощи гость

и поплыл к приказчичьему покойчику, семеня ножками и всё так же держа на животе руки.

Отойдя немного, он остановился, подождал чего-то и, скользнув в люк, заглянул в щелку.

Никодим сидел на лавке, держа в руках большую, переплетенную в коричневую кожу

тетрадь. Тимофеич улыбчиво щурился, стараясь заглянуть ему в рот, а Никодим размеренно

бубнил, читая записанную в тетради сказку, отрывая иногда глаза от искусно разрисованной

страницы и строго поглядывая на Тимофеича:

– «И потом шел этот странник с человеком своим Гаранькой на Грузинскую землю, на

город Тифлис, что под властью персидского шаха; а Тифлис-город стоит на горе каменной, да

в Тифлисе же есть колодцы горячие, а над ними сделаны чудные палаты, а в тех палатах бани

– парятся всякие люди; парятся не вениками, а трут терщики шелковыми кисеями. А промеж

Тифлиса река, не замерзает ни зимой, ни летом, называется Кура. Да близ реки Куры есть

гора каменная великая, а на ней просечены четыре окна большие; а жил-де тут людоед в той

горе, и ел тот людоед по человеку всякий день. Да в той же Грузинской земле есть меж

великих гор щели, а в тех щелях заключены звери – гохи и магохи1. А заключены те звери

царем Александром Македонским. И про те щели сказывали: ходил-де грузин какой-то за

зайцами с собакою, и заяц ушел в те щели, и за зайцем забежала собака. И те было звери –

гохи и магохи – собаку ту из щели стали хватать, и собака завизжала и от них ушла, и звери

те начали из щелей выдираться. И тот грузин подал весть другим грузинам, и, придя, они тех

зверей побили великим каменьем».

Никодим остановился, послюнил пальцы, перевернул несколько страниц и стал снова

бубнить, вперив глаза в тетрадь и поднимая их по временам на внимательно слушавшего

Тимофеича.

– «И пошел потом с человеком своим Гаранькой в Египет. Да в том Египте есть река Нил,

да в реке Ниле – водяной зверь, имя тому зверю крокодил. А голова у него – что у лягушки, а

хвост – как сомовий. Резвится на сухом берегу, а как завидит человека, и он за человеком

далече гонится и, настигши человека, пожирает его. А ловят там крокодилов великою

мудростью и привозят в город к паше».

Никодим закрыл тетрадь и встал.

Стоявший за дверью Семен Пафнутьич покачал сокрушенно головой и отошел к люку.

По палубе уж не раскатывался зычный хохот работников под дьявольский «аладай»

Степана. С запада припадал свежий ветер, и слышно было, как всплески ожившего прилива

шлепались о борта лодьи.

Никодим и Тимофеич вышли на палубу. Здесь закатывали из воды якорь, и судно

начинало круто поворачиваться, зачерпывая больше ветру полными парусами. Лодья

скользила всё быстрее, выходя в открытое море, на большую воду, и легко отдираясь от

берега, тянувшегося в отдалении, как тонкая бечева.

Тимофеич разыскал Ванюшку и Степана, которые успели загнать медведя в мурью, в

пустую бочку, служившую ему в дороге логовом. Старик уселся с ними рядом на мотище

канатов, и все трое стали смотреть на знакомую суету и на уходящий берег, от которого, чуть

наклонясь на правый борт, резво отбегала выгорецкая лодья.

При таком-то ветре до Поноя дойдешь скоро, а там рукой подать и до Мезени...

Идем на Мезень!

Сон это или явь?

1 Гохи и магохи, или гоги и магоги, – сказочные кровожадные народы с львиными зубами, верблюжьими

челюстями и телом, покрытым густой шерстью.

Часть третья

ПО ЦАРИЦЫНОМУ УКАЗУ

I. ИМПЕРАТРИЦА НЕ СПИТ

Подводы, груженные битой птицей, венгерским вином и царицыным гардеробом,

растянулись по Царскосельской дороге на несколько верст.

Шел дождь, телеги увязали в топкой грязи, и мокрое вороньё с криком отлетало прочь от

валявшейся по обочинам лошадиной падали.

Ругались извозчики, и отрывистый визг вырывался из большого рыдвана, набитого

старухами, калмычатами, персидскими девками и прочей прислугой, которую велено было

выслать с царицыным обозом в Царское Село.

Карета императрицы следовала шагом в полуверсте от хвоста обоза. Желтые занавески

были спущены на оконцах золоченого возка, потому что царицу Елисавету не радовала

унылая, мокрая окрестность, придавленная опустившимся небом. Колики в животе начались

у императрицы за последним шлагбаумом, ещё у кузниц, и стали переходить в тошноту и

головную боль. Придворный медик Бургав решил пустить царице кровь у Средних Рогаток.

Здесь, против путевого дворца, весь поезд остановился, и персидские девки принялись

таскать в опочивальню перины, тазы и всякую прочую рухлядь.

Извозчики стали табором вокруг дворца. Они распрягли лошадей и залезли под телеги.

Корма им полагались казенные, и репу с хлебом они запивали квасом. Они икали, глядя на

дым, который стал вырываться из печных труб над ветхою кровлей дворца. Они нюхали дым

и дождь и заправляли в рот последние крошки.

Придворный медик Бургав пришел со своим мешком в царицыну опочивальню, когда

больная уже погрузилась в штофные перины. Здесь, в тепле и покое, она сразу почувствовала