сияет, никогда раньше обстоятельства не были столь благоприятны; глупцом же наречется
тот, кто ныне не воспользуется ими. А посему, как в священном писании сказано: «Будем
мудры, как змии». Тем боле, что проявленное его величеством некоторое как бы охлаждение
и многое другое я как раз и приписываю разумной осторожности, знающей меру вещам и вес
обстоятельствам. Ибо народ московский хотя и доказал свою преданность сыну Иоанна и
Марфы Нагой, но, о чем уже писалось, питает трудно искоренимую ненависть к святой
римской вере и к польскому народу как к ее носителю и вековечному якобы своему недругу.
Тем тяжеле, скажу я, наш подвиг, но тем плодоносней будет перед господом конечная наша
победа, когда и эти северные страны вольются в великую и правоверную Польскую державу
и народ московский вместе со всеми признает власть Рима над своими душами,
осуществляемую ныне и присно5 и во веки веков его святейшеством папой, аминь! Уповая на
господа, надеюсь на помощь знаменитого ревнителя католической веры, на пана Юрия
Мнишка, подобного которому не было, и его благочестивой дочери, невесты великого князя.
Когда с божьей помощью прибудут они в Москву, его величество несомненно отдалится от
оруженосцев дьявола, еретиков Бучинских; увы, их содержит теперь великий князь в числе
своих секретарей, доверяясь им во всем. Еще приблизил к себе великий князь некоего
мудролюбивого юношу из древнего, хотя и обедневшего рода Хворостининых, о чем уже
писалось, который юноша мог бы также быть для нас орудием в нашем деле, если бы не
еретическое и злопагубное влияние известного Вашему преподобию разбойника и ядовитого
зверя Феликса из Заболотъя, к великому негодованию моему обнаруженного мною в этой
стране.
Не так давно имел я несчастье повстречаться с этим служителем сатаны в глухой
местности, именуемой Погаными прудами. И так как место было уединенное, то я старался
не перечить дикому вепрю, когда он, то есть вепрь, ухватив меня за рясу, стал выговаривать
1 Каменные стены Белого города в Москве проходили по черте нынешних бульваров и дальше – по берегу
Москвы-реки от Кропоткинских (Чертольских) ворот до Кремля.
2 Земляной вал и деревянные стены Скородома проходили по нынешним Садовым, захватывая дальше и
заречную часть Москвы.
3 Ряды стен, составленных из врытых в землю столбов.
4 Волохами тогда называли итальянцев.
5 Всегда.
мне про минувшее и что из-за меня он покинул отчизну, где народился на свет, и стал
скитальцем на многие годы в чужом краю. И хоть он теперь здесь, у москаля, обрел себе
новую родину, но мы, высокое братство Иисуса, и сюда, по его словам, простерли свои якобы
обагренные кровью руки, в этот богатый и юный край. И потом пустился на обычные свои
увертки, восхваляя Фавста Социна, отвергая святую троицу и изрыгая хулу на превысокий
наш орден. Когда же я, не стерпев, пытался ему возразить, то этот бешеный потащил меня к
пруду, выказав намерение утопить меня в смрадной жиже, куда москвичи имеют
обыкновение сбрасывать трупы павших животных. И я бежал от него, оставив в нечистых
руках социнианина свою рясу ценою в одиннадцать злотых1. А он, то есть социнианин,
гонялся за мною, и я в столь быстром беге потерял к тому же и шапку, называемую скуфейка,
ценою тоже в добрый злотый. Наг и нищ прибежал я к себе на двор и бросился в погреб, в
котором погребе просидел без малого два дня и две ночи, уповая единственно на господа,
который видит правду и дает праведному в удел вечное блаженство, а Феликсу Заблоцкому
выделит в долю только скрежет зубовный, пропасть и ад.
Таким образом, Ваше преподобие, из всего изложенного, со свойственной Вам
проницательностью, заключите, насколько тяжко здесь мое бремя, облегчаемое, впрочем,
неизреченной милостью господней и неизменным Вашего преподобия благоволением. А
посему заступничеству и молитвам Вашего преподобия вручает себя Общества Иисуса
смиренный коадъютор Андржей из Лавиц».
III. ПРИСЯГА
Патер Андржей почивал еще на подворье своем, что в приходе церкви Пречистой
Гребневской, против Нового панского двора, а думный дьяк Афанасий Иванович Власьев уже
отстоял и заутреню и раннюю обедню и теперь дома пил горячий сбитень и закусывал
крупитчатым калачом. Покончив и с этим делом, Афанасий Иванович попрощался с
дьячихою своею, благословил дьячат, коих было у него шестеро, и, сев в возок, поехал со
двора.
Возок у Афанасия Ивановича был ладный и крепкий, крытый алым сукном. Четыре
медных шара по углам кровельки отбрасывали на утреннем солнце пучки коротких лучей.
Возница на козлах и верховой на выносе были одеты также в алое. Они стреляли кнутами и
гикали, и возок быстро катился по Рождественке, потом вдоль Неглинной речки; он только на