Это в Кашине – там Хрипуновы. В Кашинском городе что ни двор, то Хрипуновых. Их там –
что зайцев в капусте. Плодливо их там, в Кашинском, и угодливо. А на Угличе вашей братьи
не слыхивано.
– Да ты-ста, батя, на Угличе еще коли бывал!.. – воскликнул Егуп. – А мы вот-от-ка
новоселы там... Нашей братьи там и не гораздо. А в Кашинском – верно: нашей братьи
поболе будет. Спокон веку мы кашинские, а в Угличе – новоселы, вот-от-ка и не гораздо нас...
– Для чего же в Углич выбежали? Чего ж это Кашин стал вам негож? – спросил старик,
облизывая палку, которою болтал в котле.
– А это, батя, лет тому с пятнадцать, при прежних царях, угличан разослано в ссылку
тьма. Запустошился город, не стало людей государевы подати платить, ни работы работать...
Вот-от-ка и почали они там кашинских, нашу братью Хрипуновых, дворами да всякою
льготою соблазнять: шли б де мы к ним надежно и бесстрашно. Да только побежало к ним
нашей братьи трое: я – Егуп, он – Меньшой да вот-от-ка середний – Плакида.
– Лет с пятнадцать... – пробормотал старик, словно самому себе. – В ссылку разослано...
Надо быть, после царевича так сталось?..
– После царевича ж, – подхватил Егуп. – Как царевича Димитрия в Угличе от Бориса
Годунова убили, так вот-от-ка...
– Коли убили? – оборвал его старик. – Не ко времени развякался, глупый! Ведом тебе
палач Оська? Он те ножиком каленым языку убавит!..
Егуп умолк сразу, вороную свою бороду помял, переглянулся с Меньшим и Плакидой...
– Да я... да мы... – залепетал он было. – Да вот-от-ка в Угличе...
– «Я... да мы...» – передразнил его сердитый старик. – Хотя б и углицкие вы, а ведали б
твердо, ваша братья Хрипуновы, что заместо царевича попова сына убили.
– Да сказывали... – пробовал оправдаться Егуп.
Но старик не дал ему договорить.
– «Сказывали»! – опять передразнил он его. – Сказывали, свинья в ели гнездо свила да по
поднебесью медведь летит, хвостом вертит...
– Я чаю, в Угличе старожильцев-то и собак не осталось, – удалось наконец Егупу
вставить и свое слово. – И ты бы, батя, не поленился – нам бы про то дело грешное
рассказал... Вот-от-ка и нашей братье про то дело было б известно.
– И нам-ста то ведомо было б, – поддержал Егупа Меньшой.
– И мы бы в царственном деле знатоки были, – подхватил и Плакида.
Но старик ничего не ответил. Только снял с огня поспевшее кушанье, отставил в сторону
котел, перекрестился и принялся хлебать из котла снятой с пояса ложкой. Тогда и остальные
отцепили ложки и стали по очереди запускать их в железный котел. Все пятеро осторожно
подносили ложки ко рту, с хрипом втягивали в себя сваренную стариком похлебку и вновь
совали ложки в черневшую на сыром песке посудину. И только после того, как была она
опорожнена вся, старик молвил в ответ всем троим Хрипуновым:
– Не поленюсь, порадею и вашей братье... Днем мне дремота, а ночью и сон ко мне
нейдет...
Придвинувшись к огню, старик погрел над ним руки, поправил на себе остроконечную
шапку и начал так.
XVI. РАССКАЗ АКИЛЛЫ
– Хотя б и новоселы вы, а ведомо и вашей братье, Хрипуновым: ставлен Углицкий город
в стародавнее время, при допрежних князьях, на матке на Волге, а пала Волга устьем в
Хвалынское море. Много воды волжской пало в синее море с той давней поры; много и
времени прошло до царствия великого государя, Ивана Васильевича царя.
Грамливали мы Казань с Грозным царем, татаровей посекли, а иные в полон умыканы,
наловили пленников, ну, да не про то теперь говорить. Казань погромили, Астрахань
завоевали, измену и крамолу боярскую с сердцем и корнем выкоренили, да с тем и
преставился Иван Васильевич, царство старшому отказал, Феодору Ивановичу, а
младшенького, Димитрия, велел беречь до совершенных лет и матушку его, вдовую царицу
Марью, тоже беречь приказал. Ан сталось тогда не по государскому веленью, а по
Борискиному Годунова хотенью. Стал он, Бориско, царю Феодору шептать: не беречь
царевича Димитрия надо, самим-де нам беречься его надобно, как бы голов нам не поскусал,
на Москве сидючн, с ребятками играючи, совершенных лет дожидаючи. Ну, н нашептал,
чтоб-де Углич царевичу выделить – жил бы он со сродниками со Нагими, со всею братьею в
Угличе, и будто так усторожливей для царя Феодора Ивановича станет. И поехали они, Нагие,
с царевичем в Углич, вся их братья, и там стали кормиться, чем царь пожалует.
Были царь Феодор и царица его Арина бездетны, один и оставался наследничек
государский – на Угличе Димитрий. И приступила к Борису жёночка Борискова и тоже
Марья, Скуратова дочерь, така же люта, что тот Малюта. Приступила к Борису – извести б де
царевича в Угличе, промыслить-де надобно о смерти его.
«Тогда, – говорит, – и пора придет: буду я царица, а ты станешь над мужиками
московскими царь. И будет нам всего вволю».
А Бориска того дела зашли, неколи ему промышлять, да Марья-то Скуратова и в день и в