Беруны. Из Гощи гость

ночь докучает, разговаривает:

«А что это в Угличе за урод растет?.. А что это там за чертеночек?.. Растет, подрастет, да

и головы нам снесет. Вот каково станет!»

И донеслось это до Углича, проведали люди, перенесли, воздвиглась, значит, на царевича

от Бориса Годунова злая ненависть. Стала беречься царица Марья Нагая с братьею их, со

царевичем маленьким, колдунов тут почали они ловить – приходили царевича ведовством

всяким портить... Что неделя, что другая – ловят они в Угличе то татарина с кореньем

наговорным, то лопаришка с письмом волшебным, либо бабу юродивую с чем. И так ли, сяк

ли, да подпортили ж царевича маленько ведуны, напустили на него болезнь падучую, черный

недуг оземь шибает хоть где. И случилося тут так.

Царевич, от обедни пришедти, стал на дворе играть, а с ним маленькие ребятки, а игра

им была тычка, ножиком бросать в колечко. И как пал в ту пору на царевича черный недуг,

стал руки себе грызть, чуть пальцев себе не отъел, стал оземь шибаться, да тут судом божьим

и упал горлом на нож, обмертвевши лежит в крови, думали, что и вовсе мертв, убит лихими

людьми. Ну, и шум тут пошел по Угличу, в набат бьют на колокольне, почали мужики

посадские метаться, бурлаки бегут с судов волжских, царица Марья на двор сбежала, видит –

дитя убито насмерть, почала вопить, с поленом обрушилась на мамку, голову ей поленом

проломила, нянькам надавала оплеух горячих – не уберегли-де вы царевича, будет-де и вам

теперь смерть!

«Бейте, – кричит, – люди, пристава, дьяка бейте, побивайте насмерть всю их братью: они

царевичевой крови причина! Отдайте им за царевичеву кровь, я за всех за вас в ответе!»

Прибежали Нагие, дядья царевичевы, пьяны мертво, Михайла, да Андрей, да Афанасий

Нагие, почали с хмелю насмерть побивать кого только, стара и млада, и мужики посадские,

угличане, встали все за царевичеву кровь, с Нагих братьею заодно.

Ну, а дале – бог весть. Дело это – что в темной ночи темный лес: за два шага зги не

видать. Сказывали, пошло у них дале так... Сказывали – может, лыгивали, – буркнул в

сторону старик. – Дело темное, сокрывное... В поднебесье медведь летит – и то сказывали...

Откашлявшись, он, однако, продолжал рассказ, которому жадно внимали братья

Хрипуновы и Нефед.

– Будто пошло у них так, сказывали. Царевича мертвенького в хоромы понесли, осталась

с ним царица Марья наедине, плачет над дитятей, убивается в скорби, да только примечает –

синё было царевичево личико, ан опять румянцем прорделось, дрогнули у него реснички,

дохнул он, вякнул... Ахти! Жив царевич! Был, видно, обмертвевши только, да не вовсе мертв

стал.

Царица Марья кинулась в двери, почала кликать свою братью, Михайла с Андреем да с

Афанасием: жив, дескать, царевич, радость-де дам великая; а Михайла тот с Андреем да с

Афанасием заперли двери и почали советоваться, что-де теперь будет: народу напрасно

побито за царевичеву смерть сколько, ан царевич-де жив; не ждать им теперь добра, быть

всей их братье в опале злой и в сыске и в разорении. Царевича ж, коли до смерти не убили

сегодня – завтра-де все равно убьют; надобно царевича где-нибудь ухоронить неоплошно да

об головах своих грешных помыслить. Так и просидели они до ночи, никого к царевичу не

пускали, сказывали – боимся, как бы кто царевичева тела не украл. А ночью сел Афанасий

Нагой на конь, царевича с собой взял и людей несколько надежных, и понеслись они по

Сулоцкой дороге на Ярославль и далее, в места глухие, потаенные, где для такого дела

пригожее. Андрей же с Михайлой пошли на двор, на дворе у них там побитых – сила, всякого

народу в суматохе легло... Стали смотреть – лежит промеж убитых малец мертвенький,

сынишка поповский. Внесли они его в хоромы, положили на место царевича, будто это

царевич убиенный, покрывало на личико ему накинули да так, никого не подпускаючи, в

церковь понесли. Говорили они промеж себя: «Коли-де по воле божьей так сошлось, пусть-ко

отрок сей заместо царевича в могилку ляжет; будет-де тогда царевич Димитрий в сокрыве

жив тайно, а мы перед великим государем невиновны. А придет пора, коли сойдется нам, и

объявится царевич Димитрий жив».

А Годуновым все это известно от разведчиков, от лазутчиков, от шпигов, – да что делать

будут? Велика Русь, Московское царство; темны леса за ярославским рубежом по рекам, по

Кулою да по Ваге, до самого Студеного моря; всюду овраги, да пещеры, да дикий глушняк...

Кой-где монастырек убогий, и опять лес на тысячу верст; кой-где кречатьих помытчиков1

селишко, и вновь пустыня, чащоба, сухостой да бурелом. Где тут царевича маленького

сыщешь! А царевич и впрямь в той стороне крутится, и приставлен к нему от Нагих для

береженья некто муж духовный, хотя и бражник, некто Чудова монастыря дьякон Григорий

Отрепьев.

А Бориско... что делать? Царевича ему не найти все едино, а коли найти – так и