Беруны. Из Гощи гость

дороге, мимо плетней, церквушек, кабаков, покойников, по тогдашнему обычаю

выставленных на перекрестках, и лавочников, расположившихся там и сям в берестяных

своих шатрах. «Малая Болвановка – так, кажется, сказал ротмистр Козодавлев? Малая

Болвановка, капитан Феликс Заблоцкий?»

На мосту к князю Ивану сунулся сторож за мостовым сбором. Князь Иван уплатил ему

1 Киса – мошна, кошелек.

две деньги1 за проезд через мост да за скорую езду алтын штрафу. Через стрелецкую

слободку без дани не пропускал никого детина, карауливший с иззубренным бердышом2

стрелецкую околицу. Князь Иван откупился и здесь и выехал к топкому берегу, где за

поворотом ветер сразу дохнул смолою, прелою паклею, отсыревшим в воде строевым лесом.

Навстречу ватага за ватагой брели бурлаки, поднимая вверх по реке суда с вяленой рыбой и

солью. У одного причала стояло синее судно, по которому похаживала крашенная киноварью

борода – персидский, должно быть, купчина. Краснобородый таращил бельмы и покаркивал

на татар, сгружавших на берег пахучие какие-то кипы. «Персия, – подумал князь Иван. – То-

то как пахнет от всякого зелья!..» И, повернув к монастырю, он мимо Пятницкой церкви

выбрался наконец на Болвановку искать польский двор против старой кузни.

Но на Болвановке кузниц этих, старых и новых, была целая улица, которая так и

называлась Кузнецы. Ремесленные ребята трезвонили тут так по наковальням, что под стать

красному звону с московских колоколен. Рейтары, побренькивая шпорами, подводили к

кузницам прихрамывающих лошадок, и ковали принимались им стругать сбитые копыта.

– Дружище, – обратился князь Иван к куцеватому мужику с жилистыми руками едва не

до колен, – не скажешь, где тут иноземец Заблоцкий, шляхтич?..

Мужик бросил в темную дыру кузницы клещи, которые держал в руках, раскорячил ноги

и молвил:

– Это который же шляхтич?

– Двор тут у него против старой кузни.

– Двор, говоришь?.. Да тут шляхты всякой по дворам не счесть. Кормовая она, шляхта,

государева. Нынче в городе жита четверик почем платят?

– Не скажу тебе, не приценивался.

– По шести алтын без двух денег четверик!.. Вон оно, житьецо!.. Одно слово –

подслепое.

– Почему ж подслепое? – удивился князь Иван.

– А то как же? Подслепое. Сам понимай: в темноте мы тут по кузням зеваем, от дыму

чихаем; только всего и радости, что на боку потешимся да по брюху пустому почешемся. А

шляхта – она кормовая, государева.

– Где ж она, шляхта?.. Заблоцкий, Феликс Заблоцкий?.. Говорили, против старой кузни...

– Проедешь пятую кузню, – объяснил наконец коваль, – против шестой увидишь двор в

бурьяне да бурьян же на избяной завалине.

Всадник провел каблуками по ребрам коня.

– По шести алтын без двух денег, – завздыхал опять мужик. – Житьецо подслепое...

Но князь Иван уже не слыхал его жалоб. Он только считал кузницы, мелькавшие по

дороге. Отсчитал пять и против развалившейся шестой сиганул через канаву в ничем не

огороженный двор, в густой лопух, в высокий бурьян, человеку по пазуху, коню но сурепицу.

X. ПАН ФЕЛИКС ЗАБЛОЦКИЙ

На дворе не было ни души; только пегая чья-то лошадёнка стояла понуро у самой

завалины и обхлестывала себе хвостом спину и брюхо.

Князь Иван слез с коня и прислушался. Ручеек бормотал близко или это с глиняной

дудочки падали в тишину звонкие капли?.. Да, дудочка. В горнице, за открытым окошком,

занавешенным голубым пологом, дудочка в руках невидимого дударя щебетала и жалобилась

и рассыпалась дробными-дробными трелями. «Хитро! – подумал князь Иван. – Куда как

дошлы эти иноземцы!» Но дудочка смолкла, и уже человеческий голос залился за голубою

занавескою:

В каждом часе, в счастье, как и в несчастье,

Я буду тебе верен.

И на двор из-под занавески высунулась хохлатая голова светлоусого пана.

1 Деньга – мелкая серебряная монета, равнявшаяся 1/2 копейки. Шесть денег (или три копейки) составляли

алтын.

2 Бердыш – (как и алебарда) – оружие на длинном древке, сочетание топора и копья.

«Шляхтич... – мелькнуло у князя, стоявшего на солнцепеке посреди двора, возле бурой

своей лошадки. – Вон и хохол у него на голове». И, сняв шапку, князь Иван поклонился

звонкоголосому певцу.

– День добрый, пан боярин, ваша милость, – молвил шляхтич. Он тряхнул алмазными

серьгами, блестевшими у него в ушах, и добавил: – Коли боярину пришло в голову, что тут в

моем бурьяне спряталась его зазноба, то тут-таки ее нету. Ха-ха-ха!..

Князь Иван не сразу и понял шутку смешливого поляка, но, догадавшись, о чем было его

слово, даже рукою махнул в досаде:

– Да нет!.. Что ты? Не то мне... Надобно мне тут шляхту. . Заблоцкий... Пан Феликс

Заблоцкий...

– Заблоцкий? Ха!.. Это я и есть пан Феликс Заблоцкий! Прошу вашу милость.

И пан в польской епанче, накинутой поверх исподнего платья, резво выскочил на

предлинных ногах своих из избы и помог гостю поставить коня у врытой в землю дручины.