Бес идет за мной

Настигли гура на середине поля, заходя с двух сторон, как волки – на скального медведя вдали от его логова. Он пал на колени, согнулся, прикрывая голову руками; вокруг тотчас возник водоворот, толкотня, круг напирающих друг на друга людей и лошадей. Конин с размаху налетел на гура, оттолкнул буланого хунгурского конька, сбил конской грудью другого.

Щелчок, посвист! Это заговорили кнуты. В безумии ярости, в лютости своей всадники стегали по головам, спинам, затылкам, чтобы расчистить место, добраться до гура, схватить его за руку, за петлю, поднять или потянуть за конем.

Плетки били как молнии. Конин получил в голову, в лицо; почувствовал на губах влагу и железо – привкус крови. Не знал милосердия, раз за разом бил сотоварищей, отталкивал их.

Визг, поднимающиеся на дыбы кони! Один упал, сбросив всадника, который тотчас оказался под копытами. Конин был близко, уже видел мрачные косматые фигуры, что сгибались в седлах, наклонялись так низко, что, казалось, с трудом удерживались на конской спине. Расставленные руки тянулись к невольнику, скрытому за ураганом копыт, ног, пыли и щелкающих кнутов.

Конин не сумел пробиться к Гроту. Из клубка людей и коней выпрыгнул всадник на вороном коне, волоча темный груз; перебросил гура через переднюю луку и погнал – к столпу, что стоял прямо напротив балдахина кагана.

Круг мигом распался, коней развернули, погнали за черным всадником, хунгуром в остроконечном колпаке, распадающейся, растрепанной по краям группкой, со злыми глазами, щелкающими батогами, протянутыми руками.

Конин шел следом, в двух лошадиных корпусах от победителя. Лупил без раздумья кнутом, видя, как пространство бежит назад, чувствуя дикий запах животного пота и мокрой шерсти.

Вытащил правую ногу из стремени, щелкнул кнутом, одновременно пнув скачущего справа хунгура из Синих. Всадник не упал, но конь потерял равновесие, ушел в сторону, столкнулся с остальными. А Конин перевалился влево, закрывая дорогу очередному хунгуру. Тот бил его нещадно – по лицу, рукам, ногам и в бок. К счастью, деэла гасила удары, иначе боль невозможно было бы вынести.

Летящий впереди захватчик гура повернул влево, таранил жеребца, который пытался заступить ему дорогу, стал обходить вокруг столпа: преследуемый, нагоняемый, почти раздираемый руками Кровавых и едва-едва прикрытый своими.

Они прошли так половину круга, когда мощный Кровавый в меховой шапке догнал его справа, зажав воронка между собственным конем и каурым жеребцом другого Синего. Повернул, сбил с дороги, ударил раз-другой кнутом. И, как ни странно, сумел вырвать гура из рук соратника.

Грот покатился в песок и пыль, кувыркнулся неловко. А уже через миг был внутри топочущего круга всадников и коней. Первым оттуда вырвался хунгур в меховой шапке; тянул невольника вверх, перебросил через луку и с триумфальным гортанным криком бросился на покрытом пеной коне ко второму столпу.

Конин был рядом, слева. Заслонял ударами плетки счастливчика из Кровавых – но не от всех. В яростном, лютом галопе коней, в громе копыт из пыли вырвался пятнистый жеребчик с худым, оскаленным в ухмылке Синим. Сбил Кровавого влево, пока тот не уперся в сивку Конина, ухватил за правую руку Грота, пытаясь вырвать его у победителя.

Послышались рык и вопли, когда он сумел стянуть гура с седла. Но противник – хунгур из Кровавых – не отступил, держа невольника за связанные руки, волоча его отчасти по земле, дергая, словно желая разорвать надвое.

– А-а-а-а! – закричал, вернее сказать, застонал Грот. – Пустите, соба-а-аки!

Земля неудержимо убегала назад, когда они повернули, приближаясь ко второму столпу. Сделали первый оборот, объехав тот вокруг. Толпа завыла – полетели вверх шапки и колпаки. Хунгуры запели – дико, гортанно.

Но Синий не отпустил добычу, дергая и выламывая руку Грота, чтоб вырвать его из хватки Кровавого.

Тогда Конин протаранил противника – так неожиданно, что сперва натолкнулся на Грота, а потом на Синего. Получил хлещущий удар от кого-то сзади, едва не слетел с коня, но сивка бежал, летел вперед вместе с прочими, невзирая на боль, словно это было не больше укусов овода.

Крик до небес, а вместе с ним – плач и причитания. Выходя из поворота, сжатый со всех сторон и сталкиваемый в сторону, лендийский скакун снес задом барьер, ворвался в толпу, что бросилась наутек, будто волна на море. Кони топтали и валили женок, детей, пастухов и погонщиков, а потом вокруг сделалось пусто.

И тогда Кровавый, пытающийся найти дорогу к столпу, выпустил добычу из рук. Грот повис так неожиданно, что вырвался из рук и второго всадника. Исчез под конскими копытами, стоптанный, избитый. Табун коней пронесся дальше, полетел, верный инстинкту стада. Но один конь остановился, удерживаемый на лендийском удиле. Конин одним движением склонился, ухватил за кожаную петлю на левой руке Грота, потянул его, перебросил через луку…

И погнал прямо, в сторону конца поля.