Бес идет за мной

Но несмотря на это, они не заметили оборванцев, что скрывались за деревьями, вооруженных палицами, топорами и рогатинами; людишки эти выскочили вдруг перед ними на перекрестке. Инок первый рванул за меч – Якса схватился за кистень, который забрал из убежища Гусляра. Грот проехался по нападавшим, сбивая их конем, разогнал, в чем мужественно помогал ему Якса. Да и нападавшие, едва заметив меч в руке мужчины, сразу потеряли охоту к бою. Одного, который крепко получил по башке, юноша схватил, пропустил цепь ему под бородой, потянул вверх, пока тот валялся в грязи.

– Отчего разбойничаете, пропащие? – спросил Грот. – За какую добычу обрекаете свою душу на проклятие? Вместо того чтобы работать, чтоб зрели у вас плоды Праотца, отбираете их у других. Горький вкус у чужих плодов. Покоритесь за свои ошибки…

– Мы есть хотим! – прохрипел нападавший. – Инок, голодаем с лета. Хунгурские баскаки выгребли все у нас из ям и амбаров. Забрали последних овец и коз. А вы едете на лошадях; их мяса нам бы до весны хватило. Чем нам детей кормить? Собственным мясом? Или нам в лес идти на погибель?

– Вы не звери, чтоб из-за голода попирать законы Праотца, которые Есса записал в «Откровениях», когда увидал их во сне на стенах первого Сбора. Не дразните меня, я был и в худших переделках у хунгуров. И пустой живот был меньшей из моих проблем.

Он некоторое время раздумывал, потом отвязал один мешок с ячменем и бросил его под ноги оборванцу.

– Ступай и не разбойничай больше, – сказал.

Они отправились дальше, оставив нападавшего на коленях, с глазами круглыми как два Княжича.

– Хунгур бы так не поступил, – проворчал Якса, когда они отъезжали от перекрестка, став легче на несколько фунтов зерна для лошадей.

– Мы не язычники. Плоды Ведды общи для всех людей. И делиться с теми, кто в нужде, наказал Праотец, а записал Есса.

Они ехали дальше, болотистыми трактами, погруженными в осеннюю грязь селами, где нужда и бедность отпечатались на бледных личиках детей и на сморщенных лицах стариков, что сидели на порогах хат. Встретили они высокого, босого, заросшего до глаз мужчину в лохмотьях, который шел срединой тракта, словно обезумев. На шее у него были ножны от меча, в глазах – пустота.

– Где дорога на Хоболин?! – стонал он, кричал и просил. – Укажите мне ее, милые мои приятели, скажите, как туда попасть.

– Хоболин сожгли хунгуры десять лет назад, – ответил Грот. – Теперь там только духи и упыри.

– Врешь, человече! – орал незнакомец. – Там остались мои дети! Спасите! Спасите! Где дорога на Хоболин?

Грот молча поставил ему на лбу Знак Копья.

Они ехали дальше, минуя целые нищенствующие компании в порванных плащах и накидках. Слепцов, калек, хромых и кривых, воющих о помощи и кусочке хлеба. Лбы некоторых уродовали выжженные клейма – знак власти и кары Драгомира и его людей.

Грот и Якса избегали больших поселений, объезжали бездорожьями грады на вершинах холмов. Видели амбары и башни с запасами зерна и мяса для кагана, окруженные засеками и частоколами, за которыми присматривали люди палатина, осаждаемые толпами дикого, оголодавшего люда. Миновали сожженные сборы, сады Праотца, заросшие как совесть и сознание покоренных лендичей. Останавливались на ночь в руинах сел, разводя утлый костерок.

Они видели фургоны, что медленно катились, отягощенные бременем, поскольку везли на них в кузницы мечи, собранные по всей стране. Как новые – с круглыми навершиями, гибкие, с острыми кончиками; так и старые, скандинские, с короткой гардой, полукруглой накладкой, широким клинком. И те, что были того старше – однозаточные тесаки с закругленными рукоятями, другие – почти без гарды, чей гладкий клинок переходил в круглую рукоять. Люди, вооруженные копьями, высыпа´ли все это перед печами, ломали через колено – и от такого обливалось кровью сердце воина. Бросали обломки в уголья, раскаляли, расковывали, уничтожали оружие, которое не защитило свободу и королевство.

Они уехали оттуда поскорее, гонимые не лязгом молотков, не дымом из печей и труб, но видом хунгуров, которые следили, чтобы все мечи попали в огонь. Тех, что насыщались видом оружия, отобранного у побежденных. Да, Грот говорил правду. Безоружный человек пробуждал смех и презрение.

Наконец, после всего их пути в дожде и холоде, Грот привел Яксу в какое-то место в лесах. Некогда тут было большое село – о том свидетельствовали поросшие травой прямоугольные холмики от хат. А на пригорке вставали руины чего-то большего – старые, выжженные и поваленные частоколы, заросшие бурьяном остатки сараев, амбаров, домов. Уцелел небольшой палаций серого камня. Как последний свидетель прошлых кровавых событий. Якса молчал, но чувствовал, как колотится у него сердце. Что-то он узнавал: старое, затертое, обрывочные картинки появлялись и исчезали в его голове.

– Я чувствую твою боль, – заворчал Грот. – Это Дружица. Селение Милоша. Когда вспыхнул языческий бунт, мужичье сожгло замок и усадьбу рода, а потом ушло в лес, к Волосту. Никто не вернулся. Ступай за мной, ты должен это увидеть.