Бес в серебряной ловушке

Однако все эти страшные невзгоды не поколебали Иова. Жена его уверяла, что за подобные незаслуженные муки он вправе роптать на Господа. Друзья искали в его жизни прегрешения, за которые тот был покаран. Сам же Иов смиренно влачил свой жалкий удел, убежденный, что хранить верность Господу в счастии, а в горе порицать его – лицемерно и непорядочно. И дары свои Творец вправе по своему разумению забрать назад.

Так и не поколебав решимости Иова, посрамленный Сатана отступил. Господь же сторицей воздал праведнику за его преданность, вернув ему богатства удвоенными, подарив еще десять здоровых детей и продлив его дни до глубоких седин [21].

– …Иов покинул мир в возрасте ста сорока лет, окруженный всеобщей любовью и уважением, – закончила Паолина, слегка понижая голос, и умолкла.

С минуту оба хранили тишину, обдумывая прочитанное, только позади скамьи хлопотливо шелестел барбарис. А потом девушка медленно закрыла книгу.

– Неужели такие люди существуют? – тихо спросила она. – Я зачахла бы до смерти и от половины этих страданий.

Пеппо не ответил, и Паолина заметила, как меж его бровей наметилась легкая вертикальная складка.

– Тебе было неинтересно? – чуть разочарованно пробормотала она. – Я еще плохо читаю.

– Вовсе нет, – отозвался юноша и вдруг зябко передернул плечами. – Очень занятно. Только… странная история. Нечестная какая-то.

Паолина машинально придвинулась ближе:

– Ты о чем?

Пеппо задумчиво покусал губы:

– В этой притче так превозносят страдания Иова. А почему никому нет дела до его жены? Ведь она перенесла все испытания с ним наравне. Сама посуди, Паолина, – он не заметил, как тоже сбился на «ты», – она потеряла десять детей. Она же мать. В притче так легко говорится, что потом родилось еще десять. Но это же дети, а не овцы, и их не считают поголовьем. Когда я жил с матерью в Падуе, у нашей соседки погиб сын, с лошади упал. У нее было еще четверо, но она так и не оправилась. А тут все разом. И как она вообще пережила двадцать родов? Выходит, Иов – праведник, а она… просто бесчувственная свиноматка. Гадко это.

Он умолк, а Паолина медленно проговорила:

– А ведь ты прав… И знаешь, если уж говорить о жене Иова… Сатана ведь лишил его всего, что было ему дорого. А жены не лишил. Так что же, выходит, она не была дорога ему? Она всю жизнь прожила с человеком, который даже ее не любил?

Договаривая, девушка смутилась: еще в Гуэрче парни всегда потешались над девичьей манерой во всем выискивать драмы. Но на лице Пеппо не отразилось иронии. Он лишь снова нахмурился, перебирая пальцами край рукава.

Немного поколебавшись, Паолина огляделась: сестры Инес на грядках уже не было. Занятые разговором, они не заметили, как монахиня ушла. Ободренная отсутствием лишних ушей, девушка доверительно сказала:

– И все же мне жаль Иова. Ты знаешь, когда я была совсем маленькой, у меня была чудесная тряпичная кукла, Марта. А однажды на Пасху у нас собралась родня. И мы с моей кузиной сцепились из-за этой куклы. Каждая тянула к себе и кричала, что Марта хочет играть именно с ней и любит только ее. Словом, куклу мы порвали. Я рыдала как безумная. Мама, конечно, зашила Марту, но она уже не была такой, как раньше, хотя я любила ее по-прежнему. Это, наверное, непочтительно, но Иов очень напоминает мне эту куклу. Каждый тянул его к себе, вовсе не спрашивая его согласия. И все только для того, чтобы что-то друг другу доказать. И хотя потом всё постарались «зашить», не думаю, что он снова стал прежним.

Пеппо обернулся к Паолине, и она вдруг заметила в его лице что-то новое, жесткое и непреклонное.

– А когда я был ребенком, у меня были деревянные солдатики. Дюжины две, мне нравилось их вырезать. Каждого солдатика я посвящал в рыцари, как один раз слышал в балагане бродячего кукольника. Когда мне было двенадцать, матушка тяжело заболела. У нас стало туже с деньгами, маме было трудно работать. Я пытался как-то помочь, но… ты же понимаешь. В общем, я решил продать своих солдатиков на ярмарке. Было чертовски грустно, хотя я давно уже не играл в игрушки. Ночью перед ярмаркой я вынул их всех из сундучка и расставил на полу. Я преклонил перед ними колено и сказал, что наша королева больна и, чтобы вылечить ее, я вынужден продать их в рабство. И что я верю: они будут верны своей государыне и исполнят свой долг без колебаний. А потом поклялся им, что, когда королева поправится, я выкуплю их назад и всех награжу. Я рыдал той ночью, как пятилетний дурачок. – Губы Пеппо слегка искривились. – Глупо, да?

– Ничего не глупо… – чуть гнусаво пробормотала Паолина, и до тетивщика донеслось приглушенное всхлипывание.

Он покачал головой: