Бесчувственные. Игры разума (СИ)

Улыбка не сходила с моего лица, пусть остатки головной боли продолжали пульсировать повышенным давлением под черепной коробкой. Окружающий мир обрел свою ясность, я отчетливо могла разглядеть каждую соринку на бежевом ковролине, могла рассмотреть лица изображенных на картине людей, что смотрели сверху вниз с противоположной стены. И все равно не решалась вставать, исследуя пальцами все те места, где недавно скользили мокрые губы Коннора. Еще будучи наедине с девиантом в голубой комнате я отчетливо понимала, что возникшие чувства нельзя приписать к негативным. Там была буря, подгоняемая звуками ударяющих капель дождя по стеклу и запахом жженного пластика. Здесь не было звуков, не пахло ничем, кроме женской цветочной туалетной воды. Зато тишину нарушали тихие стоны от нетерпеливых объятий, шелест переплетающихся губ, шорох белой рубашки по шелковой ткани. Надо же… только она по сути и была преградой для того, чтобы покориться, не желая получать ничего взамен.

Холодные пальцы скользнули по слегка растрепанным волосам, и я с упоением вспомнила, как Коннор перед началом щемящих душу издевательств аккуратно убрал все волосы назад за женское плечо. В его глазах не было блеска, их накрыл туман, который окутывал взор Гэвина после разорвавшегося поцелуя. Мне не приходилось близко общаться с девиантами до Коннора, и уж точно ни с кем из них не доводилось испытывать сексуального контакта, но все же мысль о том, что андроиды способны желать физической любви всегда казалась мне абсурдной. Всегда, но не сейчас.

Он так смотрел на меня. Едва приоткрытые губы манили в своем поцелуе, однако я, охмелевшая без алкоголя, только в этом коридоре в тишине и покое вспомнила, как безуспешно попыталась поцеловать Коннора. Девиант уже тогда держал руку на полыхающей коже согнутой коленки, вдруг отстранившись и не дав мне впиться в мужские губы. Всем своим видом детектив с потемневшими глазами показывал свою власть над моим трепещущим телом, он изучал эмоции на женском лице, с жаждой смотрел, как вздрагивают черные накрашенные ресницы, как с женских губ срываются стоны, как учащается в дыхании грудная клетка. Его свободная левая ладонь касалась напряженной груди сквозь шелк, и я уже тогда была не против освободиться от тонких бретелек откровенного платья. Все действия андроида были уверенными, требующими, сохранившиеся ощущения от жара руки на бедре говорили об опыте детектива в подобных делах.

Воспоминания пронзили меня, точно пламенной стрелой. Вновь затаив дыхание, я бережно уложила руку на похолодевшее правое бедро, заставляя кожу воспроизводить касания широкой мужской ладони. Моя собственная ладонь не стояла и рядом с этой смесью теплых и одновременно холодных пальцев, чего уж говорить с какой медлительностью и точностью действовал Коннор, испытывая меня плавным и медленным движением ладони от каблука к голени. Он с такой бережностью скользил снизу вверх, точно делал это не в первый раз. Я готова была сгореть прямо там, в какой-то момент даже ощутила желание молить освободить меня окончательно от одежды, но сдерживала себя остатками чувства собственного достоинства. Зря я это сделала. Следовало разорвать дурацкую рубашку на груди Коннора, заставив его поторопить свои сладкие пытки прежде, чем наступит очередной приступ боли и кровотечения. Следовало позволить ему проникнуть под платье сразу после осознания потребности в близости с этим существом.

Так вот оно каково… желать кого-то, вожделеть всем телом, с восторгом пропитываться чужим теплом. Хотеть пойти за кем-то до конца, принадлежать другому созданию, пытаться спрятаться в чужой тени, лишь бы навсегда оказаться рядом. Я так долго искала возможность ощутить подобное, но не ожидала, что источником таких чувств станет машина. Теперь рука по подушке будет гулять еще настойчивей. Теперь я вряд ли захочу покинуть штаты, боясь потерять единственный шанс стать большим, чем просто одиночество. Если именно это испытывают люди друг к другу, то я желаю ощущать это каждый день, каждую ночь! И вряд ли мистер Камски теперь сможет остановить меня.

Вместе с озвученной фамилией в голове пронеслось и нечто еще, что было сказано Коннором таким теплым и уютным голосом. Так говорят люди, убеждающиеся после долгих страданий и смятений в верности своих соратников. Но мы не были соратниками. И уж точно я никогда до этого не целилась ружьем в лицо андроида-полицейского, тем более в доме Камски! Что именно имел в виду под этими словами Коннор?