Бесчувственные. Игры разума (СИ)

Отставив кружку кофе на стол, я обошла Хлою со стороны и осмотрела ее профиль. Никаких ресниц или полных чувственных губ. Только синтетика вперемешку с биополимером. Где-то внутри бьется искусственное сердце, но я все еще помнила слова детектива на набережной. Тириум циркулирует в трубах андроидов непрерывно, что вновь заставляет меня задаваться вопросом о назначении биения заменяющего сердце биокомпонента. Спрашивать у Камски о подобном было опасно. В ответ обязательно полетит вопрос из разряда «откуда ты знаешь, что внутри них что-то бьется?». Не хватало еще вызывать лишние подозрения, учитывая, что я и так уже их начинаю вызывать. Недаром Камски вызвал меня прямо в подвал, куда даже Хлоям был закрыт доступ без сопровождения Элайджи.

— Никогда не видела их такими, — неосознанно сорвалось с губ.

Камски вдруг решил, что слова были обращены к нему, и потому, все еще глядя в монитор, приглушенно произнес:

— Наверняка видела. Просто не помнишь об этом.

Логичное предположение, если верить Камски и предоставленной им моей биографии. Работая на основателя «Киберлайф», не мудрено, что я могла видеть ранее оголенный пластик андроидов. Но ведь я больше не верила боссу, отдавая предпочтение словам Рейн. И потому замечание Элайджи на тему отсутствия воспоминаний о лицезрении истинной сущности андроидов прозвучали для меня как-то иначе: обреченно, загадочно, угнетающе.

Смотреть на белую Хлою вдруг стало дискомфортно. Допущенная мысль о том, что в прошлом я могла вот так рассматривать другого андроида, словно бы сделала этот момент слишком интимным и личным. Я поспешно спрятала взор и уже хотела выйти из вновь ставшего неприятным подвала, как в который раз за спиной послышался мужской голос. До стеклянной двери оставался метр, но, увы — он так и не был преодолен.

— Сегодня утром я связался с Джоном, — потребовалось не меньше трех секунд, чтобы понять, о ком идет речь. Спустя эти самые секунды я судорожно глотнула воздуха, замерев на месте. Босс продолжал наблюдать за мониторами. — Он извинился за то, что без предупреждения был вынужден покинуть город три дня назад.

Ох, как много крылось в этом безэмоциональном нейтральном тоне. Камски говорил так, точно его совершенно не интересовала моя наглая ложь относительно сеансов Дориана, ведь еще вчера вечером в самолете я заверяла руководителя о состоявшемся последнем занятии. Сжимая кулаки, я всеми силами пыталась заставить себя развернуться лицом к Элайдже. Когда, наконец, желание не встречаться взглядом с серыми глазами было переборото, непослушные ноги развернули меня лицом к подвалу. Элайджа, впрочем, и не намеревался отрываться от работы. Его рука продолжала легонько ударять пальцем по нескольким сенсорным кнопкам, отчего всплывающие на экране красные системные коды немедленно удалялись из общей строчки.

Дориан извинялся за вынужденный уезд из города без предупреждения… неужели Джон считал, что кто-то ему поверит. Может, Элайджа и сдавал свои позиции в доверчивости по причине высокой усталости, то я уж точно не намеревалась принимать слова психиатра за правду. Он лгал ровно настолько же, насколько лгала я сама.

— Ты ему веришь? — я не выдавала себя, по крайней мере, старалась. Говорила учтиво, спокойно, заставив кулаки расправиться в ладони.

— У меня нет оснований не верить другу, который не врал мне прямо в лицо, — с этими словами мистер Камски развернулся на стуле, устало откинувшись на его спинку. Помутненный от сонливости взгляд придавливал меня к месту, однако я не спешила чувствовать себя виноватой. В конце концов, в этой комнате не только у меня были секреты. Это нас с Камски ставило на одну ступень, как те самые уложенные рядом пистолеты на холодном столе посреди темной комнаты.

Промелькнувшая мысль о нескольких минутах уединения добавили в мою кровь горечь и недостающее чувство искрящегося золота. Как долго я буду метаться между ненавистью и безудержным желанием снова оказаться рядом — оставалось лишь гадать. В одном я, вдруг ощутившая смесь чувств от воспоминания тепло-холодной руки на коленке, была уверена. Девиант вызывает острые противоречивые чувства, среди которых главенствующей пока еще была ненависть. И все же возникший облик детектива вдруг стал для меня спасительным в этом холодном подвале. Он словно стоял за спиной, незримый, но готовый поддержать меня в этой психологической войне в гляделки с обманутым боссом. Это придало мне некоторые силы.

— Ты соврала мне, — Камски нарушил молчание первым, испытывая на себе надменный взгляд зеленых глаз. — Я бы хотел знать причину.

— Я не хочу больше ходить к мозгоправу, — без какого-либо стеснения или страха выдала я все свои мысли всего одной фразой. Я не врала: желания снова чистить мозги не было, чего уж говорить о чужеродных биографических воспоминаниях абсолютно чужого человека. — Не пойми меня неправильно, твой друг очень хороший психиатр и человек, но я уверена, что больше не нуждаюсь в его помощи.