Если в начале я смотрела на Камски как на придурка, то сейчас, вспоминая весь прошедший месяц, понимала – босс мог и не врать. Часы гипноза наедине с Дорианом для меня оставались покрытыми тайной, да и очнуться в больнице без единого ранения было странным. Тогда я задавала эти вопросы Элайдже, и тот находил ответ, умело манипулируя подавленным состоянием сотрудника и собственным умением правильно подбирать слова. До сих пор помню его пояснения. Почему ты ничего не помнишь на гипнозе? Потому что Джон пытается отгородить тебя от второй личности с помощью блоков. Почему на тебе нет ни единой царапины от аварии и операций? Потому что ты лежала в послеоперационной коме месяц, не забывай, это были несовершенные экспериментальные технологии! Как так получилось, что я стал твоим юридически ответственным лицом? Мы с тобой когда-то решили обезопасить друг друга на случай непредвиденной ситуации, ведь кроме друг друга у нас с тобой никого нет. А что делала я? Как верный песик с широко распахнутыми глазами слушала босса и кивала головой, готовая поверить любому слову.
С губ сорвались несколько подавленных истеричных смешков. Я пыталась подавить желание засмеяться от внезапно открывшейся весьма абсурдной теории, однако как не старалась – все же засмеялась в голос, закрыв лицо ладонями. Элайджа терпеливо ждал, когда волна беспричинного смеха пройдет.
– Ты шутишь сейчас? – кое-как подавив свой смех, я с обреченной улыбкой посмотрела на мужчину. Так я и ждала, когда босс улыбнется и в следующую секунду оповестит о том, что все это розыгрыш. Увы. Камски молчал, держа бокал на весу, и слегка прикрытыми глазами смотрел на меня без тени веселья. – Да это же бред! Стереть мне память! Почему я вообще должна тебе верить?!
– Я могу вызвать Джона сюда прямо сейчас, – мистер Камски достал телефон из кармана джинс, учтиво глядя на меня сверху вниз. – Со всей кипой документов и соглашений, что были подписаны твоей рукой.
Я снова смеялась едва ли не в голос, только в этот раз смех был обреченным, истеричным. Не могла я на такое согласиться! Не могла! Память – это ведь не программные файлы компьютера, это вполне себе важная составляющая как физиологии нервной системы, так и психики человека! Только самый отчаявшийся человек согласится на то, чтобы быть промытым подчиненным, не желающим знать своего прошлого.
Наконец смех утих, и я, ощущая нехватку воздуха от начавшейся истерики, отошла в сторону. Глаза не слезились, но тело содрогалось в предвкушении рыданий. Барная стойка с шумом бьющихся друг о друга стеклянных бутылок приняла меня, позволив облокотиться о лакированную темную поверхность ладонями. Не знаю, что там делает босс за спиной, да и знать не хочу. Могу лишь судорожно глотать воздух и, опустив голову, сжимать веки в попытке усмирить нарастающую паническую атаку.
Камски упомянул бумаги, и почему-то не верить ему не было причин. Сам Джон Майкл Дориан позволил мне почти двенадцать часов назад сбежать из его кабинета на поиски прошлого, и уж кто-кто, но он точно не станет больше врать.
Сколько же бумаг я подписала в прошлой жизни, соглашаясь на очередные контракты? Правительственное подразделение, друг-психиатр Камски… кому еще ты ставила галочку в поле для подписей, Анна?
– Я понимаю, как это все может сейчас звучать для тебя, Тони, – голос Камски оказался так близко, что я едва не дернулась от испуга. Его рука аккуратно легла на плечо. Даже удивительно как самоуверенно сейчас себя вел человек, что некоторое время назад прятал ладонь в кармане и избегал прямого взгляда. – Но не каждый способен справиться с тем, что легло на твои плечи.
– Ты сказал, что у меня была семья, – не открывая глаз, я подавила истерику внутри, хоть голос по-прежнему дрожал при каждом слове. Пересохшие губы были поспешно облизаны. Было бы неплохо сейчас как в самых драматических клишированных фильмах в порывах страсти плеснуть себе в горло виски прямо из бутылки, однако от этого не будет никакого смысла. Алкоголь не возьмет усиленный правительственными медиками организм. – Значит, не было никакого приюта. Где мои родители?
Я подняла умоляющий ответить честно взор на босса, и тот не смог не среагировать на него. Элайджа нахмурился, ответив почти не шевелящимися губами:
– Прости, Тони. У тебя больше никого нет.
Отчаянный кивок головы был сделан не в целях «простить» мужчину за дурные вести, а как способ смирить отчаяние в груди. Я снова опустила голову, закрыла глаза и вцепилась пальцами в край стойки. Ох, как хотелось рукам начать запускать стоящие рядом бутылки в разные стороны, разнести весь этот чертов дом! Но за спиной все так же в отдалении стоял воображаемый детектив со скорбным взором, что старательно пытался сделать ко мне шаг, но при этом не мог сдвинуться из-за моего установленного барьера.