Бесчувственные. Игры разума (СИ)

– Значит так, пижон сраный, – Андерсон, с вызовом направив пистолет на лежащего и прикрывающего нос Камски, буквально рычал, а не произносил слова. – Возвращай все как было, иначе я пристрелю тебе твою гребаную башку, козел!

– Выстрелите в меня, лейтенант? – спокойно отвечал Камски, намекая на блеф офицера. – Уверены в этом?

Андерсон, усмехнувшись, направил ружье со лба Камски на правую ногу. Коннор за спиной пытался дозваться до погрязшей в небытие Анны.

– Может, я и офицер, но в первую очередь человек, – надменно произносил Хэнк, как бы в знак доказательства потрясывая оружием в воздухе. – Так что да, я уверен.

Элайджа Камски усмехнулся. Вновь поднявшийся ветер заставлял его волосы в хвосте вздрагивать, в то время как седые пряди лейтенанта во всю швырялись хозяину в лицо. Речной запах был таким приятным, таким насыщенным, что Элайджа даже на мгновение попытался принюхаться к этим дурманящим ароматам сквозь запах крови в носу. Попытки оказались такими же безуспешными, как и попытки андроида, стоящего на коленях, пробудить Гойл. Сев и оперившись локтями и колени, Камски даже вдруг подумал, что было бы неплохо сообщить Коннору о бессмысленности его действий, но смотреть на все это было так удивительно, что мужчина продолжал молчать.

Надо же, мелькнуло в голове Элайджи. Всего пару месяцев назад это была идеальная машина для отлова девиантов, а уже сегодня андроид готов идти на смерть ради абсолютно чуждого ему создания. Вопрос лишь в том, как далеко он готов зайти, и как далеко готова зайти Гойл ради спасения бездушного робота.

– Анна, очнись! – Коннор продолжал свои безуспешные попытки разбудить девушку, уже подняв ее туловище и прижимая к себе. Голос его больше не дрожал, однако был готов перейти на крик. Солдат не реагировала: смотрела вперед без единого признака сознания. – Пожалуйста, проснись…

– Знаете, лейтенант, – Камски, не сводя прикрытых глаз с андроида и солдата, вздернул уголки губ. Он прекратил останавливать кровь из носа, и та темными струйками продолжала бежать вниз, к подбородку. Несколько капель окрасили серую футболку в темные пятна. – Я склонен считать себя личностью, способной к философским рассуждениям и гуманитарным наукам, хоть на деле имею и технический склад ума. Подразделение всегда вызывало у меня уважение из-за его желания подчинить себе человеческий разум. Однако с первого появления девиантного поведения машин всегда задавался вопросом…

– Коннор, – Андерсон не сводил настороженного взора с мужчины, на которого продолжал целиться пистолет. Ему не нравились начавшиеся речи создателя, еще меньше нравилось задумчивое, точно обещающее нечто нехорошее выражение лица Камски. Лейтенант свободной рукой рыскал в воздухе за спиной, пытаясь найти плечо андроида. – Коннор, отпусти ее…

– …кто именно окажется на верхушке пирамиды: бесчувственный солдат, взращенный, чтобы убивать, или же эмоциональная машина, готовая пожертвовать собой ради жизни другого?

– Коннор! – резко прикрикнул Андерсон, возвращая дуло пистолета обратно на лоб Элайджи. – Отойди от нее немедленно!

Андроид не слушал. Продолжал прижимать безвольное тело к себе, продолжал смотреть в зеленые покрытые пеленой глаза. И только когда шум реки пронзил басовитый крик лейтенанта, потерянно поднял взгляд на стоящего рядом напарника.

– Энтони, – тихо, обреченно, но с любознательностью произнес Камски. – Делай.

Зеленые глаза резко обрели ясность, сфокусировав яростный взгляд на андроиде. В следующее мгновение недоуменный Коннор был с грубой силой отпихнут в сторону, после чего в руке уже сидящей Анны блестел револьвер.

Он смотрел на меня взглядом, полного отчаяния. Синие пятна больше не расползались по рубашке, но вид все еще блестящей жидкости вызывал не меньший страх, чем если бы тириум продолжал сочиться. Шея не была повреждена, не было диода на виске. Тонкая прядь волос неподвижно струилась вниз, карие искрящиеся глаза блестели в свете нависшего над нашими головами луча.

Мы опять здесь. Стоит вдвоем посреди мрака, смотрим друг на друга и пропитываемся атмосферой обреченности. Андроид не прекращал говорить: он порывисто просил проснуться, открыть глаза, взглянуть на него, но я не понимала его слов. Ведь я и так не сплю! Блуждаю взглядом по его лицу, рассматриваю каждую родинку, каждый сантиметр бионической кожи и наслаждаюсь этим изящным лицом! Коннор просит очнуться, но я не желаю этого. Зачем?.. мне здесь так тепло и уютно с ним вдвоем, так хорошо… никого вокруг нет: ни Рида, ни Рейн, ни Камски. Посреди танц-пола в баре «Сентропе» мы словно бы создавали вокруг себя маленький мир двоих существ, куда посторонним был воспрещен вход. Но тот мир был мнимый, а здесь мы и впрямь были одни. Разве что мне не нравилось, как тоскливо и умоляюще смотрят шоколадного цвета глаза самого прекрасного на свете создания.

– Пожалуйста, проснись, – говорил Коннор, жалостливо хмуря глаза. – Ты должна очнуться.