Бесчувственные. Игры разума (СИ)

– Кодировки закоротило, – продолжил почти шептать андроид, хмурясь и стараясь не встречаться взглядом с зелеными глазами. Которые, между прочим, смотрели с легким возбуждением. – Система начала осыпаться. Я не хотел причинять тебе вред, но должен признаться… мне понравились эти ощущения.

– Понравилось делать мне больно? – ехидно, с иронией спросила Гойл.

– Нет, ни в коем случае. Но я никогда раньше не терял контроль. И это было так… первобытно.

– Человечно, да? – с пониманием уточнила Анна, которую, похоже, не волновало, что совсем недавно временно потерявшая контроль машина оставляла на ней следы из синяков. Это показалось Коннору немного странным, но очень приятным. Словно бы она испытывала сама такое же удовольствие, словно бы ей нравилось то, что с ним произошло. И ее теплые слова теперь вызывали в нем благодарность за это понимание и неуловимое желание пережить все заново.

Все-таки это очень странный человек, в который раз убеждался андроид. Любой другой бы на ее месте уже давно бы хлопнул дверью, или как минимум относился настороженно, ведь боль всегда вызывала у живых существ ответные рефлексы. Один такой он уже испытал на себе, сидя посреди бело-золотой ванной комнаты напротив выплевывающей кровь девушки. А сейчас она так смотрит на него, как будто обещает скорого повторения. Хэнк Андерсон бы наверняка, услышав все это, придумал какие-нибудь неуместные очередные ярлыки.

Реконструкция непроизвольно запустилась, подбирая в голове андроида наиболее подходящие для лейтенанта и его язвительного голоса выражения. В системе звучал басовитый тон, извергающий что-то наподобие «поехавший чайник» или «надо же, у сыночки был первый раз, надо отпраздновать». С легким отвращением Коннор заставил умолкнуть программу реконструкции, вернувшись мыслями к последствиям уединения с человеком.

Стоит ли говорить, что очередные всплески эндорфина и адреналина в теле Гойл при приближении оргазма вызвали в нем ответную реакцию? Тогда андроид не задумывался над этим, только сильнее стискивал кожу солдата, терся носом о трепещущую плоть и подгонял приближающийся финал Анны грубыми нетерпеливыми толчками. Сейчас же он раскладывал все эти чувства по полочкам, вспоминая, как бегло оповестила система о скорой перезагрузке, и как вдруг обрушились программы, спешно отключаясь в попытке сбалансировать работу уже разрывающихся от бесконечных перезаписей кодировок. И Коннор даже уверен на все девяносто девять процентов, что это было почти то же, что испытывала Гойл. Терпкие волны наслаждения от отсутствия контроля, но наличия нечто чужеродного и странного, что заставляло его чувствовать свой механический оргазм.

Пока Коннор смотрел в пламя, разбирая ощутимое на составные части, Анна укрыла ноги пледом и подвинулась к нему чуть поближе. Их плечи, обтянутые одеждой, соприкасались. И даже это нравилось андроиду, как будто бы он и впрямь чувствовал ее тепло сквозь ткань, хоть на деле мог лишь получать оповещения о прикосновениях Анны и температуре ее тела. Сойдя со сборочного цеха в пустом предприятии, детектив отдавал себе отчет, как много может измениться с приобретением новых способностей и функций оболочки, хоть и не мог предположить, что все они приведут его к новому уровню личностной девиации. Но даже уже тогда девиант вспоминал слова Гойл о нежелании быть убийцей, и потому уверено вырвал светодиод из головы. Это тоже ему нравилось – считать себя человеком. Ведь открывалось так много перспектив для личности и эмоций, особенно сейчас, когда Анна вернулась в дом, и вновь возведенные стены вокруг личного пространства столь желанного человека обрушились.

Коннор не спускал глаз с огня, слегка откинувшись на край дивана и держа руки на согнутых коленях. Жар поглощал меня со всех сторон: камин, Коннор, плед – все это было таким упоительным, что я не желала нарушать столь приятное состояние словами. Однако упавшая на ковер в поиске ворса рука вдруг ощутила гладкую поверхность фотографии. Я снова взяла в руки снимок, бережно поглаживая пальцами уголок.

– Ты меня спросил, как много я помню, – вопрос детектива, ответ на который был поглощен ударами по двери, выскочил сам собой. Точнее, о нем напомнили лица двух существ, улыбающихся со снимка. Коннор так же посмотрел на фото, при этом полностью внимая моим словам. – Я помню все. Абсолютно. Это так непривычно, я же еще с утра практически не знала восьмидесяти процентов своей жизни, а тут вдруг столько информации и столько деталей. И все это… такое родное, как будто и не было целого месяца беспамятства.

С некоторое время царило молчание. Треск в камине приятно согревал душу, в то время как сама душа приятно согревала атмосферу между нами. Андроид не торопился задавать вопросы или вообще хоть как-то нарушать тишину. У нас по-прежнему были одни мысли на двоих, и потому девиант с изящными чертами лица продолжал смотреть на фото, позволяя мне вести монолог.