– Это он вечно первый начинает! – Хэнк махнул рукой в сторону молчаливого андроида, что стоял за моей спиной и прижимал к себе собаку. Глаза Коннора так и блестели, безмолвно говоря «ах так? ну я тебе еще припомню».
Это все мне так сильно напомнило ситуацию, произошедшую в ноябре после попытки Коннора вывести меня на эмоции в заброшенном здании, что я уложила руки на талию и укоризненно посмотрела на лейтенанта. Мужчина тут же, как провинившийся старый пес, опустил взор, пиная носком ботинка воздух.
– Мы что, опять в детский сад играем? Какая разница, кто первый начинает? – я старалась говорить спокойно, хоть и получалось плохо. Вся эта атмосфера агрессии, даже не смотря на наличие явных претензий в воздухе, все равно пропитывалась дружелюбием. Да, друзья ссорятся. В этом нет ничего страшного. Но все же друзьям нужно видеть границы, а Хэнк их порой совсем размывает. И потому я едва ли не отчитывала Андерсона, пытаясь воззвать к его совести, – это у тебя полно друзей и знакомых, а у нас ты один в этом городе. И особенно у него! Можно быть и не таким жестоким по отношению к окружающим!
Хэнк надменно приподнял подбородок, смотря на меня холодно, сурово. Закатные лучи давно сменились темнотой, и теперь звезды изо всех сил пытались осветить город. Фонарные столбы освещали дорогу, в немногочисленных домах начинали зажигаться вечерние огни. Вот и в нашем вдруг резко зажегся камин, ярко освещая нашу группку анонимных придурков.
В воздухе стоял треск имитированных поленьев, скулеж щенка в руках девианта, шорох верхней одежды Хэнка, что все это время была на нем. Глаза мужчины блестели металлическим блеском, я чувствовала, что, судя по всему, чем-то оскорбила лейтенанта. И когда тот тихо, надменно начал говорить, тут же поняла, чем так зацепила Андерсона – указанием мужчине на то, что мы для него лишь очередные знакомые.
– Вот как? – Андерсон прищурил глаза. Он не повышал тона, говорил вполне спокойно, однако в его словах я слышала обиду. Коннор, видимо, так же уловил эти нотки раздражения, так как аккуратно поставил собаку на пол и встал рядом со мной, не сводя взора с напарника. – Ты знаешь, как я перепугался, когда ты исчезла? А как перепугался он? По-твоему это все шутки?
Ну вот. Опять чувствую себя паскудой. В любом случае это лучше, чем если эти двое будут грызть друг друга беспричинно.
Опустив голову и виновато сдвинув брови, я выглядела как маленькая нашкодившая девочка в классе строгого учителя. В голову пришла просто гениальная идея, даже не знаю, что мной двигало: поскорее отправиться на тот свет, испытав терпение вечно язвительного Андерсона или выразить свои реальные чувства тем языком, каким обычно пользуется Коннор. Однако я под опешившие взоры обоих бывших напарников обняла Хэнка за талию и приглушенно залепетала:
– Прости меня, Хэнк… мне так стыдно. Очень-очень стыдно, правда.
Мужчина стоял, как вкопанный, держа руки отведенными в стороны. Уверена, он сейчас одним только смущенным взором спрашивает у Коннора “что не так с этой истеричкой”, и тот отвечает его таким же озадаченным взором “не знаю”. Однако мне все же удалось разрушить образовавшуюся стену из недовольных претензий в нашей разношерстной компании, и Хэнк неловко приобнял меня за плечи.
– Дурная твоя голова, – без злобы произнес Андерсон.
Стояли бы мы еще долго вот так, в сумерках камина, ощущая все втроем, как осыпаются обоюдные шипы. Стояли бы и стояли, если бы кое-кому не захотелось пошутить, заставив и меня, и Хэнка ошарашенно вздернуть головы.
Андроид ничего не говорил, лишь смотрел учтиво, немного тепло, обходя нас со стороны. Но вот когда он в такой же манере полез обниматься к Андерсону, у того едва не закоротило. Пока я, от всего этого подавляла смех, пока Коннор усмехался, сам лейтенант резко налился краской и тут же начал отпихивать нас по разные стороны, громко бубня:
– Да вы чего, ахренели совсем?! А ну, разошлись в стороны! Я вам что, столб, чтобы виснуть на мне, как голуби?!
Было так забавно, что я уже и не сдерживала смех, прикрывая рот рукой при виде раскрасневшегося размахивающего в стороны лейтенанта с седыми волосами. Коннор так же посмеивался, и, боже, это был самый лучший смех, что я когда-либо слышала. Он ведь никогда не смеялся… а теперь, точно забыв про все недавние претензии, счастливо усмехался, убрав руки в карманы домашних брюк. Хэнк между тем заторопился домой, отдавая нам порывистые указания на этот вечер и открывая дверь.
– Совсем распоясались. Вон, у вас там ребенок по полу ползает, им занимайтесь! И это… уберите всю обувь с пола… и вообще…
Мужчина хотел сказать что-то еще, однако махнул рукой и вышел из дома. Дверь закрылась, оборвав ворвавшийся холодный ветер.
– Вот видишь, – я опустила руки, с улыбкой глядя на дверь. – Такую крепость только нежностью и лаской брать.