Беседа

Ты раздумывал долго. Потом

Ты прицелился длинным рублем.

Я стоял у дверей, недвижим,

Я следил за обедом твоим.

Этот счет за бифштекс и компот

Записал я в походный блокнот,

И швейцар, ливреей звеня,

С подозреньем взглянул на меня.

А потом, когда стало темно,

Мери Пикфорд зажгла полотно.

Ты сидел недвижимо — и вдруг

 Обернулся, скрывая испуг, —

Ты услышал, как рядом с тобой

Я дожевывал хлеб с ветчиной.

Две кровати легли в полумгле,

Два ликера стоят на столе,

Пьяной женщины крашеный рот

Твои мокрые губы зовет.

Ты дрожащей рукою с нее

О сторож но снимаешь белье.

Я спокойно смотрел… Все равно,

Ты оплатишь мне счет за вино,

И за женщину двадцать рублей

Обозначено в книжке моей…

Этот день, этот час недалек:

Ты ответишь по счету, дружок!

Два ликера стоят на столе,

Две кровати легли в полумгле.

Молчаливо проходит луна.

Неподвижно стоит тишина.

В ней — усталость ночных сторожей,

В ней — бессонница наших ночей.

1925

ТОВАРИЩАМ

На Мишку прежнего стал непохож Светлов,

И кто-то мне с упреком бросил,

Что я сменил ваш гул многоголосый

На древний сон старух и стариков.

Фронты и тыл… Мы вместе до сих пор уж.

Бредем в строю по выжженной траве.

И неизвестно нам, что каждый человек

Наполовину вор, наполовину сторож.

Мы все стоим на пограничьях рас

И стережем нашествие былого,

Но захотелось мне, как в детстве, снова

Разбить стекло и что-нибудь украсть.

Затосковала грудь и снова захотела

Вздохнуть разок прошедшим ветерком.

И, чтоб никто не мог прокрасться в дом,

Я голову свою повесил над замком

И щель заткнул своим высоким телом.

И пусть тоска еще сидит в груди.

Она умолкнет, седенькая крошка:

Пусть я ногою делаю подножки

Другой ноге, идущей впереди, —

Я подружу свои враждующие ноги

И расскажу, кому бы ни пришлось,

Что, если не сбиваться вкось,

Будет трудно идти

по прямой дороге.

1925

КНИГА

Безмолвствует черный обхват переплета,

Страницы тесней обнялись в корешке,

И книга недвижна. Но книге охота

Прильнуть к человеческой теплой руке.

Небрежно рассказ недочитанный кинут,

Хозяин ушел и повесил замок.

Сегодня он отдал последний полтинник

За краткую встречу с героем Зоро.

Он сядет на лучший из третьего места,

Ему одному предназначенный стул,

Смотреть, как Зоро похищает невесту,

В запретном саду раздирая листву.

Двенадцать сержантов и десять капралов

Его окружают, но маска бежит,

И вот уж на лошади мчится по скалам,

И в публику сыплется пыль от копыт.

И вот на скале, где над пропастью выгиб,

Бесстрашный Зоро повстречался с врагом..

Ну, разве покажет убогая книга

Такой полновесный удар кулаком?

Безмолвствует черный обхват переплета,

Страницы тесней обнялись в корешке,

И книга недвижна. Но книге охота

Прильнуть к человеческой теплой руке.

1925

ГРЕНАДА

Мы ехали шагом,

Мы мчались в боях

И «Яблочко»-песню

Держали в зубах.

Ах, песенку эту

Доныне хранит

Трава молодая —

Степной малахит.

Но песню иную

О дальней земле

Возил мой приятель

С собою в седле.

Он пел, озирая

Родные края:

«Гренада, Гренада,

Гренада моя!»

Он песенку эту

Твердил наизусть…

Откуда у хлопца

Испанская грусть?

Ответь, Александровск,

И Харьков, ответь:

Давно ль по-испански

Вы начали петь?

Скажи мне, Украйна,

Не в этой ли ржи

Тараса Шевченко

Папаха лежит?

Откуда ж, приятель,

Песня твоя:

«Гренада, Гренада,

Гренада моя»?

Он медлит с ответом,

Мечтатель-хохол:

— Братишка! Гренаду

Я в книге нашел.

Красивое имя,

Высокая честь —

Гренадская волость

В Испании есть!

Я хату покинул,

Пошел воевать,

Чтоб землю в Гренаде

Крестьянам отдать.

Прощайте, родные!

Прощайте, семья!

«Гренада, Гренада,

Гренада моя!»

Мы мчались, мечтая

Постичь поскорей

Грамматику боя —

Язык батарей.

Восход поднимался

И падал опять,

И лошадь устала

Степями скакать.

Но «Яблочко»-песню

Играл эскадрон

Смычками страданий

На скрипках времен…

Где же, приятель,

Песня твоя:

«Гренада, Гренада,

Гренада моя»?

Пробитое тело

Наземь сползло,

Товарищ впервые

Оставил седло.

Я видел: над трупом

Склонилась луна,

И мертвые губы

Шепнули: «Грена…»

Да. В дальнюю область,

В заоблачный плес

Ушел мой приятель

И песню унес.

С тех пор не слыхали

Родные края:

«Гренада, Гренада,

Гренада моя!»

Отряд не заметил

Потери бойца

И «Яблочко»-песню

Допел до конца.

Лишь по небу тихо

Сползла погодя

На бархат заката

Слезинка дождя…

Новые песни

Придумала жизнь…

Не надо, ребята,

песне тужить.

Не надо, не надо,

Не надо, друзья…

Гренада, Гренада,

Гренада моя!

1926

ПРИЗРАК

Я был совершенно здоровым в тот день,

И где бы тут призраку взяться?

В двенадцать часов появляется тень

Без признаков галлюцинаций.

(Она не похожа на мертвецов,

Являвшихся прежде поэтам,

Ей френч голубой заменяет покров,

И кепка на череп надета.

Чернеющих впадин безжизненный взгляд

Под блеском пенсне оживает.

И таза не видно — пуговиц ряд

Наглухо всё закрывает.)

— Привет мой земному!

— Здорово, мертвец!

Мне странно твое посещенье.

О, я ведь не Гамлет — мой старый отец

Живет на моем иждивенье.

Зачем ты явился? О тень, удались!

Ведь я (что для призрака хуже?)

По убеждениям — матерьялист

И комсомолец к тому же.

Знакомство вести с мертвецами давно

Для нас подозрительный признак.

Поэтам теперешним запрещено

Иметь хоть малюсенький призрак.

И если войдет посторонний ко мне

И встретит нас — определенно

Я медленно буду гореть на огне

Уклонов,

Уклонов,

Уклонов…