Беседа с папским легатом, диалог с иудеем, и другие сочинения

Симона, архиепископа Фив

Оружьем крепким игу многих покорил,

Упорствующим шеи силой преклонив
И затопив дарениями всех кругом,
Мужей и жен, пространства и чины.
Теперь добром берешь ты верх, о тени раб,
Пророческою всеми правящий уздой.

Добро тому, кто был словами побежден!

В другие времена он часто слышал глас
Молившихся об умноженъи его лет.
Так пусть пребудет в беспредельности времен
Прославлен Кантакузин, воин и стратег,
Как властелин, носивший имя Иоанн,
Честных сожитель же святых — Иоасаф.

Во всяком чине ведь он разумом блеснул!

При Кантакузине и при его участии происходили знаменитые «исихастские» споры, в которых аскеты-созерцатели и их сторонники защищались от нападок со стороны людей гуманистического образа мыслей и рационалистической западнической ориентации. Он немало способствовал тому, что практика монахов-исихастов перестала быть только келейным явлением, обрела теоретическое выражение — теорию «Божественных энергий», и теория эта сделалась общеправославной, а энергичные деятели из лагеря исихастов достигли международной политической арены и в Восточной Европе.[22] Исихастское движение XIV в., одной из ведущих фигур которого Кантакузин стал, как всякое достаточно развитое общественное движение, требовало если не новых ответов на старые «вечные» вопросы, то, по крайней мере, нового, «современного» изложения старых ответов. Это и толкало Иоанна-Иоасафа к словесным баталиям. Действительно, он «учил догматам» и папского легата, и ряд западников-греков, и турка-перебежчика, и случайно встреченного еврея, стараясь «прорококованными браздами», как сказано в славянском переводе стихов Симона Атумано, повернуть в нужную сторону их «челюсти». Однако же выбор оппонентов для литературных диалогов Кантакузина, может быть, не был случайным: с одной стороны, они были обращены к единоверцам тех, с кем он спорил, с другой — к «ромеям», которым он давал тем самым образцы идеологического самоопределения по отношению к католическому Западу, к мусульманскому Востоку, к иудаизму и пр.

В июне 1367 г. император Иоанн V Палеолог просил именно Кантакузина вести от имени Византии переговоры с папским легатом Павлом об унии. Очевидно, Кантакузин был главным лицом, сопротивление которого принятию папских условий (сначала подчинение, а потом помощь) хотели сломить император и легат.

Кантакузин же видел для страны выход «либо в немедленном союзе с турками, либо в крестовом походе православных народов, который его друг Филофей старался организовать».[23] Объединение с католическим миром, заявил он Павлу, «может быть только дружеским, равноправным, на основе нового Вселенского собора, на котором присутствовали бы представители всех православных патриархатов и митрополий, а не выражаться в подчинении одних другим» («Беседа», § 10, 25).

Павел вынужден был принять выдвинутое Кантакузиным условие — собор. Патриарх Филофей тут же разослал приглашения. Болгарскому патриарху он писал: «...мы вовсе не хотим поступиться ни одним словом, ни одной черточкой» своих догматов, «...ведь для того мы так договорились с папскими представителями, чтобы, если на соборе окажется наше... мнение сильнее латинского, они пришли [в единомыслие] с нами и согласились с тем, что мы говорим. Смело полагаемся на Бога, что так и будет...».[24] Таким образом, партия Кантакузина и Филофея, как впоследствии вся православная партия на Флорентийском соборе, «считала возможным заключение унии только на базе догматической капитуляции католичества».[25] Исихасты, победив внутри Византии и проводя отныне собственную международную политику (в частности, в отношении Руси), выражали теперь готовность — ради восстановления единства Церкви — убеждать римских католиков в правоте своей веры и мысли.