Беседа с папским легатом, диалог с иудеем, и другие сочинения

В августе же 1369 r. Иоанн V Палеолог прибыл в Рим к папе Урбану V для подписания символа унии. Сентябрем этого года датирована первая из сохранившихся рукописей (Paris. gr. 1241), переписанных Цикандилисом в Мистре. (Весьма вероятно, что Кантакузин со своим окружением прибыл на Пелопоннес из Константинополя на том же корабле, что вез Иоанна V Палеолога, его зятя, в Италию, в Неаполь.) Разговоры с легатом Павлом были выпущены Кантакузиным в свет в виде переписки,[46] когда в Мистре он занялся издательской деятельностью. Не может быть сомнений, что размножение списков защищающих и разъясняющих Православие произведений Кантакузина и их распространение (если верить Димитрию Кидонису) вплоть до таких земель, как Малая Азия, Кипр, Палестина, Египет, Трапезунд и Херсон,[47] имело целью укрепление верности греков и не греков Православию и должно рассматриваться как противодействие политике Иоанна V Палеолога, давно стремившегося — в расчете на военную помощь западных государств против турок — к подчинению Византии церковной власти римского папы и теперь решившегося признать эту власть.

18 октября 1369 г. Иоанн V Палеолог в Риме торжественно подписал символ унии. Но с ним не было ни одного священника,[48] а это означало, что дело подчинения «схизматиков» осталось в прежнем положении.

Помимо дальнейшего развития самих событий, ряд документов ясно свидетельствует, на чьей стороне осталась тогда моральная победа. В апреле 1369 г. некий монах Федорит, который «был отлучен от Церкви и уходил к латинянам», письменно порицал критиков исихазма и латинские обычаи.[49] В июне того же года подобным образом поступили братья Хлор, Димитрий и Даниил.[50] В октябре оправдывался и порицал «западников» монах Нифон,[51] а в июне 1370 г. — некий Филипп Ламелин.[52] В мае 1371 г. «отбрасывает нечестие» иеромонах Симеон,[53] в октябре заявляет о непричастности к ваарламитам Ксенофонт...[54]

В 1370 г. папа официально отверг идею церковного собора, так как бесплодные дискуссии, заявил он, могут набросить тень сомнения на доктрины, уже одобренные Римской церковью.[55] Последние надежды на возможность дружеского союза с Западом должны были рухнуть.

Иоанн Палеолог вернулся в Византию только через два года, с трудом выбравшись из венецианской долговой тюрьмы. Тогда же вернулся в Константинополь из Мореи, от своего сына, и Иоанн Кантакузин. От неприятностей, которые для бессильного императора могли последовать от подданных за измену Православию, спас несчастного Палеолога, надо думать, его авторитетный тесть,[56] который неутомимо продолжал свою деятельность: теперь он заботился о состоянии умов на Кипре.[57]

Таким образом, выступление Кантакузина с «Опровержениями» против Прохора Кидониса можно рассматривать как эпизод внутренней борьбы в Византии, в которой император из династии Палеологов снова потерпел неудачу.[58] Полное, теперь и моральное поражение понесло и государство Палеологов. В дальнейшем Церковь уже не имела опоры в государстве, а, напротив, сама его поддерживала,[59] но лишь в той мере, в какой политика этого государства не причиняла ущерба Православию.

С этой поры вплоть до падения Константинополя Палеологи, будучи не в силах изменить свою традиционную политику, все больше утрачивали реальную власть над греческим народом. Обретали же ее турки и Православная церковь. В статуте Османской империи фактическое положение вещей было лишь закреплено юридически.

«Слова» Иоанна-Иоасафа Кантакузина против иудеев представляют обычный для его полемического творчества — и для Византии в целом — «сократический» (платоновский) диалог, где вопросы, возражения и восклицания собеседника служат облегчению читательского восприятия того, что устами главного героя пространно излагает автор. В этом диалоге Кантакузин ведет речь о христианском понимании Ветхого Завета и его связи с Новым. Тема, надо заметить, всегда актуальная для христиан, берущих в руки Ветхий Завет.