Он поворачивается и уходит. Я прощаюсь с его преданными и трудолюбивыми санитарами и в фойе сталкиваюсь с охранником. Он уже здесь, чтобы вывести меня из дворца и посадить в присланный из гостиницы автомобиль.
На все это уходит минут пять. Истана – то ли самое большое из маленьких правительственных зданий, то ли самое маленькое из больших.
Но по крайней мере в Истане есть кондиционеры, как и в гостиничной машине. В Сингапуре кондиционеры, слава Богу, есть повсюду. Спасибо за это министру-наставнику. Интересно, что тут будет дальше? Может, они научатся кондиционировать воздух и на улице? Давным-давно, когда вся Юго-Восточная Азия истекала потом под прилетающими с болот влажными ветрами и палящим солнцем, как в «Лоуренсе Аравийском», наш герой одним из первых особых указов велел установить кондиционеры во всех государственных учреждениях.
Это был очень хитрый ход. Все госслужащие так и рвались задержаться на работе, поскольку до их собственных домов такой комфорт еще не добрался. Работа в госучреждениях стала приятным занятием.
С благодарным чувством разваливаюсь на заднем сиденье и весь отдаюсь струям свежего воздуха, который ласкает тело, как влажное полотенце или колотый лед. Машина выкатывается со двора и возвращается к гостинице «Шангри-Ла» по Эдинбургской дороге. Я машу рукой тем двум охранникам, которые стоят у ворот. Они мне отвечают тем же. Мы же друзья.
Немного застоявшийся воздух Государственной залы выветривается из моих легких. Завершены два вечера с ЛКЮ. Вот они – на пленке и в книжке. Дело сделано. Все закончено. Мой собеседник выдал все, что мог, я в этом не сомневаюсь.
А внутри меня какая-то частица души сожалеет, что беседа уже закончилась.
Этот парень – азиатский Клинт Иствуд, решительный и меткий стрелок. А как теперь мне собрать этот образ воедино? Как соединить все фрагменты?
Остается только один путь. Вернемся к теме Исайи Берлина, теме великого человека, вооруженного целым арсеналом разнообразных стратегий выживания (это будет басенный Лис), в противопоставлении другому типажу – великому человеку, одержимому одной великой идеей, которая способна решить разом все проблемы выживания (это будет басенный Еж).
К какой категории мы отнесем нашего героя? А может, есть и третья категория, не упомянутая в рассуждениях Берлина? «За пределами категории басенного Лиса»? Или «Пограничные состояния в психологии Ежа»?
Попробуем подойти к этой проблеме с такой стороны: вот Ли Куан Ю заявляет, что он не нуждается в какой-либо идеологии или философии, которую можно было бы навсегда начертать на знамени. На одном уровне рефлексии это вполне понятно, но на другом – несколько подозрительно.
Возьмем сначала первый уровень. Представим себе, сколько миллионов человеческих душ, человеческих жизней в течение ХХ века было принесено в жертву (в одних случаях поломано, а в других зверски уничтожено) – и только во славу той или иной «Главной и Единственной Истины». ЛКЮ сторонится такой роли, ему чужд образ сильного лидера, служащего единственной идее. Его скорее завораживает танец целого облака блистательных идей – в противоположность неуклюжей и прямолинейной сольной пляске дьявола. ЛКЮ даже отдаленно не напоминает ни какого-нибудь полусумасшедшего Пол Пота, ни хитроумного «маленького Гитлера».
Однако он все равно остается «сильной личностью», и с этим спорить не приходится. Все, что с ним (или для него) можно сделать, – это повесить на него ярлык с надписью «Лис». Это единственное решение, которое он для нас (для меня и для покойного Берлина) оставил. Других вариантов он не предусмотрел.
Итак, в этом плане его можно считать оригинальным политиком, выбравшим «тактику уличного драчуна», решившим выжить любой ценой и взявшим на вооружение «лисьи принципы». Подобно великому Мухаммеду Али, он летает над рингом как бабочка (вспомните его неизменно первоклассные публичные выступления) и жалит как пчела (лучше вам не попадать в список его врагов – он загонит вас в угол, доведет до безумия судебными преследованиями, и на политическом ринге вы больше уже никогда не появитесь).
Это лицо нашего политического деятеля, которое открыто всем. Все мы видим, как это проявляется в действии. Итак, торжественно объявляем: Ли Куан Ю – величайший Лис из всех басенных лисов.
Однако если мы выйдем на другой уровень рефлексии, то увидим, что эта картина не исчерпывает всего образа – так, по крайней мере, кажется лично мне.
Посмотрите – не слишком ли много за ним числится публичных выступлений на самые разные темы, выступлений, зачастую внушавших благоговение и нередко заканчивавшихся бурными овациями. Только подумайте – его автобиография (два здоровенных тома) по объему сравнима с автобиографией Уинстона Черчилля. Это ведь должно что-то значить.
Где вы еще видели, чтобы погрязший в тактических задачах Лис с наслаждением погружался в тексты Платона, Тойнби, Хантингтона и прочих? Великие книги он читает с такой же легкостью, с какой мы просматриваем спортивные страницы ежедневных газет.