Беседы с Майей Никулиной: 15 вечеров

шевные и полночувственные отношения: она чувствует войну, как Ярос-

лавна, как Ева и как женщина. Она ощущает и осознает войну как дитя

ее, как ее сирота. Она знает войну как поэт, как мыслитель, как историк.

Майя Никулина знает – досконально – ход всей Великой Отечественной.

Майя Никулина знает все войны, прокатившиеся по русской земле. Майя

Никулина знает все войны (с античности до наших дней). Но видит в них

не только катастрофу и гибель – прежде всего она видит в войне челове-

ческую, мужскую, воинскую доблесть, силу, стойкость, отвагу и героизм.

387

Взгляд Майи Никулиной на войну – это взгляд сначала гомеровской гре-

чанки, царицы, жены, и только потом – историка и свидетеля. Ее рассказы

об обороне Севастополя, о Керченском десанте, о Сталинградской битве

и т. д. бесконечны: она знает сотни имен полководцев, офицеров-героев,

героев – под стать древнегреческим, божественным Ахиллесам, Парисам

и Одиссеям (Одиссей – любимый никулинский герой). Она знает все де-

тали, точное время и конкретное место самых героических боев, сраже-

ний и битв (слава Богу, рассказы эти существуют в аудиозаписи). Взгляд

Майи Никулиной на войну – это взгляд матери.

Вытянули рученьки по швам.

Положили в тот печальный ряд,

Где, согласно ранам и годам,

Мальчики убитые лежат.

Сколько мне заступницей дрожать

Возле колыбелей и могил –

Как бы ты души не отлежал,

Ноженьки б свои не застудил.

Пахнет неожиданной весной.

У тебя земля под головой.

Первые черемухи в слезах.

На губах земля и на глазах…

Птица засвистела не дыша.

Сыплется каленая хвоя…

До чего сегодня хороша

Вечная соперница моя…

Стихи потрясающие своим шаровым хронотопом: они охватывают

все времена и все пространство Земли. Они адресованы одновременно и

живым и мертвым: прошлому, настоящему и будущему. Пророческие сти-

хи. Стихи, содержащие в себе, источающие из себя три разнонаправлен-

ных (веером, в стороны, вверх, в землю) потока глубинных одновременно

эмотивных и онтологических смыслов. Первый поток – заступничество

за всех живых и мертвых, сопротивление смерти; второй – сопротивление

беспамятству (во всех смыслах) – «как бы ты души не отлежал»; третий

поток  –  слиянные  весна  и  смерть,  и  птица  певчая,  и  песня  побуждают

только к жизни, к заступничеству, к обороне жизни, памяти и любви. Ве-

ликие стихи.

388

Майя Никулина до сих пор переживает оборону (вторую, от немцев)

Севастополя и утрату его Россией после распада СССР. Подлинная боль

глубоко темнеет в ее светлых глазах.

Балаклавское шоссе

На месте великой тревоги,

Кровавых боев и потерь,

По всей Балаклавской дороге

Сажают деревья теперь.

Сравнялись могильные кромки.

И по истечении лет

Погибших героев потомки,

Наследники славных побед,

Ведомые долгом и правом,

Печальную память земли

Под общий венчающий мрамор

Торжественно перенесли.

Цветы на литом парапете,

Эпический бронзовый гул,

Счастливые строгие дети

Почетный несут караул.

А здесь только солнце степное,

Высокая даль, синева,

Качается полдень от зноя,

Пылится и сохнет трава.

С дороги сверну и заплачу

Над горькой осенней землей,

Над чашей Максимовой дачи –

Огромной, горячей, пустой…

Кто  сегодня  после  нас  сохранит,  понесет  «печальную  память  зем-

ли»? Потребительское общество, вообще тотальный потребитель печаль

не потребляет. Потому что печаль не товар. И память не товар. И куль-

тура не товар, потому что культура – это традиция, и традиция – память.

Неужели  только  война,  большая,  огромная  –  больше  огромной  страны

(«Вставай, страна огромная!») вернет память современному русскому че-

ловеку?

Майя Никулина помнит, как пришла Победа. Как воздух и свет из-

менили  свое  качество:  они  стали  яснее,  стало  легче  и  светлее.  Победа

внесла ясность: мы выстояли, несмотря ни на что.

389

В горчайшем и победном сорок пятом,

Когда весна сбывалась на земле,

Из окон тыловых госпиталей

На нас смотрели юные солдаты.

На нас – голодных, яростных, худых,

В синюшных пятнах, цыпках и коростах,

Всезнающих, в обносках не по росту –

На судей и наследников своих.

Мы тоже жили в прахе и золе,

И все-таки мы были не такие,

Не выжившие чудом, но живые,

Рожденные для жизни на земле.

Они не отрывали страшных глаз

От наших грозных лиц, –

Уже свершилось –

Расстрелянное время распрямилось,

Вдохнуло смерть и выдохнуло нас.

Майе  восемь  лет.  Тощий  подросток,  не  отроковица,  а  почти  маль-

чишка  –  само  военное  детство,  чистое  детство.  Детство  чистой  воды,

близкой и родной земли-кормилицы – и камня. Именно в эти годы Майя

Никулина  начинает  подбирать,  собирать,  рассматривать  и  влюбляться

в камень. Урал – это прежде всего камень. Камень, пересиливший все.

Камень выстоявший. Время уже вдохнуло смерть – и выдохнуло жизнь.

Учась в школе, Майя записывает первые (настоящие!) стихи. Была

тетрадь. И кавказский офицер, кавалерист Лермонтов, пройдя в сознании

юного  поэта  Великую  Отечественную  (имея  в  сердце  Отечественную

1812 года и «Бородино»), отозвался в школьнице, уже имевшей представ-

ление и о грозной судьбе страны, и о грозной судьбе поэта.

После окончания школы Майя Никулина учится на геологическом