Беседы с Майей Никулиной: 15 вечеров

ник вопрос: почему? И тогда стали приглашать ученых, например, Фёдо-

рова, Карпинского. Эти ученые, когда сюда попадали (скажем, завод их

приглашал на зарплату), очень многие жили здесь подолгу, потому что

трудно было расстаться. Человек, который занимается геологией, с Ура-

91

лом  расстается  с  большим  трудом,  потому  что  здесь  невероятный  гео-

логический рай, здесь сплошные геологические чудеса. Но когда здесь

появились вот эти инженеры, ученые, и когда появились эти химии, сразу

атмосфера начала меняться. Музыкальные вечера, домашние театры – это

все началось очень бурно. И еще одно (я об этом уже говорила): во вре-

мена  Мамина-Сибиряка  в  городе  было  30  тысяч  населения.  Города  же

были просто очень маленькие, потому что, действительно, главное – про-

мышленность.

Когда такое изменение пошло, климат в городе стал решительно ме-

няться. Самым заметным был, конечно, Мамин-Сибиряк, хотя, скажем,

здесь был Казанцев, который на местные темы писал (он сам из семьи

золотопромышленников был). И даже ставили драмы, пьесы. Но высоко-

профильной литературы еще не было. Несколько позднее Носилов хоро-

шие этнографические сочинения писал… Что касается первой поэзии –

вот Елизавета Гадмер, женщина красивая с судьбой трагической, но вот

стихов хороших это еще не обещает. Правда, не было воздуха, которым

здесь можно было б дышать. Это точно. Хотя, между прочим, уже были

домашние библиотеки… Вот скажем, литературный салон, заметьте, был

один  –  у  Марии  Якимовны  Алексеевой,  жены  Мамина-Сибиряка.  Все-

таки один на город! Если посмотреть, чем они там занимались: всякие

эпиграммы друг на друга, розыгрыши, разговоры о литературе. Друже-

ский круг… Кто туда входил? Адвокаты, скажем… но это не то. Не люди,

которые будут профессионально заниматься литературой. Самыми про-

фессиональными там были как раз Мамин-Сибиряк и Мария Якимовна.

Мария Якимовна ему руку-то поставила. Это вне всякого сомнения. Это

конечно, я ничего не придумала.

Е. Д.: А в ваше время Вам хватало этого воздуха?

М. Н.: Когда?

Е. Д.: Ну вот в ваше время?

М. Н.: Сейчас,  сейчас  мы  до  этого  времени  дойдем…  Действи-

тельно,  воздуха  было мало.  Потом  в какой-то  мере он  начал  крепнуть,

город сильно вырос после революции. В революцию и Гражданскую во-

йну – это сильная разруха, заводы встали, что для Урала очень тяжело:

остановка заводов – это остановка жизни, это очень тяжело переносит-

ся. А потом начался подъем, когда стали строить большие заводы, когда

Свердловск стал флагманом социалистической индустриализации, когда

строили огромные заводы – Уралмаш и т. д. Вот тогда сюда пришло мно-

го народу, много молодого народу. Ибо это строили не только на костях

зэков, это не совсем так. Здесь правда было очень много людей, которые

любили это дело, и энтузиазм был неподдельным. В Магнитогорске был

92

Борис Ручьёв, который… ну, правда, почитайте – это все правда, ника-

кое не вранье. Более того, Борис Ручьёв – интересный поэт. Да это все

понятно: то, что он хотел сказать, это он и сказал – вот этот энтузиазм

комсомольской  молодости,  когда  они  построили  город,  и  вот  он  стоит.

Какие-то лит объединения начали возникать там, где люди уже пробовали

заниматься литературой профессионально. Это было как раз где-то в эти

годы, перед войной. Во-первых, в эти годы заводы стали подниматься, это

правда, здесь повлялись умные люди, всякие инженерные, конструктор-

ские и пр. – они должны были быть здесь. Воздух категорически менялся,

но этого было еще недостаточно, чтобы здесь хорошо писали.

Что касается писавших в предвоенные годы, я никого не могу вы-

делить, чтоб сказать: «Вот классный поэт». По причинам, знаете ли, мно-

гим. Вот, скажем, возьмем Николая Алексеевича Куштума. Я говорю про

Николая  Алексеевича,  потому  что  я  с  ним  была  знакома,  как-то  с  ним

разговаривала. Он сам подошел со мной познакомиться, я бы никогда не

подошла… У него был свой, такой интересный, приятный голос, такой,

знаете, фольклорно-частушечно-залихватский. Такой вот: «…та-та-та-та-

та, та-та-та-та-та, а к концу второй недели дружба в драку перешла»! Вот

это был он сам. Николай Алексеевич Куштум лично рассказал мне исто-

рию создания песни  (поет):

Кто тебя до самой зорьки ждал

И по переулкам замирал от страха,

Кто тебя по кабакам спасал

От ударов финского ножа.

Так что же, брось, ну брось,

Жалеть не стану, я таких, как ты,

Мильон достану (или «вагон»),

Ты же поздно или рано

Все равно ко мне придешь.

Так вот эту песню написал Николай Алексеевич Куштум. История

очень интересная. Он, как вы знаете, был невысокого роста… Очень ча-

сто (это просто закон природы!), когда мужчины, скажем, «моего разме-

ра», они безумно любуются вот такими орлами, мужиками! Это правда,

всем охота таким быть! Тут природа права. И вот Николай Алексеевич

точно также поступал. Однажды в городе Ростове-на-Дону, который тог-

да был бандитской столицей («Одесса – мама, Ростов – папа»), едет он

в  автобусе  или  трамвае,  и  вдруг  видит:  стоит  эдакий  мэн:  плечи  –  во!