Беседы с Оскаром Уайльдом

Несомненно. Отец Бози был вспыльчивым аристократом, который дурно обращался со своей женой и ссорился со всеми своими детьми. Фрэнсис, его старший сын и наследник, получил должность личного секретаря лорда Розбери в Министерстве иностранных дел как раз в то время, когда я впервые познакомился с Бози, и Куинсберри заподозрил, что их отношения стали более личными, чем полагалось по официальной должности. Ему это совсем не понравилось, так что известный всем в Лондоне секрет, что его третий сын состоит в романтических отношениях с Оскаром Уайльдом, «верховным жрецом декаданса», стал для него невыносимой новостью. Мы пару раз случайно встретились, когда я обедал с Бози в «Кафе-Рояль», и каждый раз расставались вполне дружески. Но он вскоре начал писать Бози письма, называя наши отношения грязными и отвратительными и угрожая отхлестать его, если он увидит нас вместе на публике. Бози приобрел револьвер и сказал, что, если его отец вздумает так поступить с ним, он застрелит его в целях самообороны. Таково было ужасное положение дел к лету 1894 года.

* * *

То есть угрозы были направлены против Бози, а не против вас?

Сначала так и было. Но где-то летом, кажется, в конце июня, его отец объявился в моем доме на Тайт-стрит с угрожающим видом. Я подумал, что лучше всего будет изобразить праведное возмущение, поэтому спросил его, пришел ли он, чтобы извиниться за публичные замечания, которые он делал по адресу меня и своего сына. Наверное, это было не самым дипломатичным решением, потому что Куинсберри разразился потоком грязных оскорблений по поводу моих отношений с Бози и того, что он назвал «отвратительным содомитским письмом», которое я написал его сыну. Вот это было досадно, причем я не мог понять, как он узнал о нем. Я действительно написал Бози прекрасное письмо о посланном мне сонете, а Бози был настолько беспечен, что оставил его в костюме, который отдал кому-то. Лондон есть Лондон, и вскоре на моем пороге появились шантажисты, но мне удалось справиться с ними, так что я уже решил, что все закончилось, — и тут появляется Куинсберри с той же угрозой. Когда я спросил его, обвиняет ли он нас с Бози в содомии, он ответил: «Я не сказал, что вы содомит, но вы так выглядите и таковым себя выставляете, что ничуть не лучше» — и пригрозил отлупить меня, если он снова застукает нас вместе. «Я не знаю, что полагается по правилам Куинсберри, — сказал я, — но в правилах Оскара Уайльда в ответ стрелять на месте. Так что прошу немедленно покинуть мой дом».

Он сразу ушел с перекошенным от ярости лицом, вопя как дикая обезьяна. Я невольно на секунду подумал с чувством абсолютного ужаса, насколько же отец и сын похожи друг на друга в ярости.

* * *

Не было ли это одним из тех моментов, когда здравый смысл сказал вам, что пора выпутаться из этой ситуации, пока вы не остались в дураках в этой жуткой битве отца с сыном?

Да я уже остался в дураках. Той осенью, когда я лечился в Брайтоне, Бози устроил совершенно безобразную сцену. Он уехал в Лондон, а через два дня, в мой день рождения, я получил от него письмо, которое, как мне казалось, должно было содержать обычные приятные выражения сожаления и раскаяния. Но я недооценил его: в письме повторялись все те полные ненависти слова, которые он использовал несколько дней назад. В заключение он написал: «Когда ты не на пьедестале, ты неинтересен. В следующий раз, когда ты заболеешь, я сразу же уеду». Я почувствовал странное облегчение, понимая, что наступил критический момент, и ради моего искусства и моей жизни мог теперь предпринять какие-то шаги, чтобы освободиться и от него, и от его родителя. Но этому не суждено было сбыться. Вскоре после этого я узнал, что старший брат Бози погиб в результате несчастного случая, и, забыв его омерзительное поведение по отношению ко мне, я протянул ему руку и предложил сердечное сочувствие. Боги — странные существа. Они превращают в инструменты наказания не только наши пороки — они приводят нас к погибели, используя наши хорошие качества: доброту, человечность и любовь. Если бы не моя жалость и любовь к Бози в этот ужасный момент, я мог бы навсегда выбросить из своей жизни эту сумасшедшую семейку.

* * *

А вы не могли получить хотя бы судебное предписание утихомирить Куинсберри?