С 26 по 28 сентября 1963 года проходила Вторая Всеправославная Конференция на Родосе. Она была короткой, но действенной. Дело с наблюдателями было улажено в соответствии с пожеланиями русской стороны: инициатива была предоставлена каждой Церкви в отдельности. Афинагор I знал, что его путь — это путь отречений, и для него было существенно лишь самое важное. Однако и в области существенного был сделан решающий шаг: единогласно Конференция приняла резолюцию, говорившую о
* * *
Только Греческая Церковь отказалась принять участие в этой Конференции. Ее иерархия, и в особенности ее первоиерарх, архиепископ Хризостом, заняли непримиримую антикатолическую позицию, одобренную некоторыми монашескими кругами и частью верующего народа, травмированного трагической историей и в страсти своей неспособного проводить различие между диалогом и предательством истины. Под давлением наиболее просвещенной части христианской общественности, в особенности некоторых видных епископов и профессоров богословских факультетов, Синод Греческой Церкви одобрил 15 октября решения Конференции. Однако некоторые круги по–прежнему оставались жестко непримиримыми, не оказывая патриарху ни малейшей поддержки во время наиболее плодотворных его действий. Эти интегристы были зачастую людьми духовными, чей мир был столь же замкнут, как и полон. У них было неодолимое недоверие к Западу, проблемы которого были неведомы. Для них не существовало ничего промежуточного между буквальной защитой истины и релятивизмом, предающим Православие. Из–за них путь патриарха стал не только путем отрицания, но и пут крестным.
* * *
Решение начать диалог с Римом «на началах равенства» вызвал настоящее смещение «центра экуменической тяжести»; до сих пор он находился внутри христианского Запада, отныне этот центр, оказавшись между Западом и Православием, поставил проблему того изначального раскола, который породил все остальное.
Встреча обеих Церквей «на началах равенства» прежде всего означает, что они признают друг друга Церквами. Это значит, что они подтверждают подлинность апостольского преемства их иерархии, действенность таинств и предание первого тысячелетия, заключающее в себе основные тринитарные и христологические догматы. Эта подлинность обеих Церквей никоим образом не скрывает серьезных богословских проблем. Будучи разделенными, они признают себя Церковью, и это ставит их перед необходимостью плодотворного и взаимного испытания самих себя. Каждая по сути считает, что исторически именно она являла собой средоточие тайны. Для католиков средоточие церковности — это Дух Святой, заявляющий о Себе в последней инстанции устами Римского епископа; для православных — это Дух Святой, заявляющий Себя в «евхаристическом» общении всех поместных Церквей и сознании всех верующих. Католическая Церковь, со времен Контрреформации стремится выразить единство Церкви прежде всего в юридических терминах. Православие по традиции предпочитает выражать его в терминах сакраментальных и профетических. Возвращение Второго Ватиканского Собора к экклезиологии общения и «диалогу любви», завязавшемуся между православными и католиками благодаря инициативе патриарха, движется постепенно к решению того парадокса, что обе Церкви признают друг друга единой Церковью, но при этом не могут составить единственной Церкви. Здесь «диалог любви» полон богословской значимости. Он стремится противопоставление обратить в разнообразие. Не отрицая при этом Римского первенства, но помещая его в Церкви в лоно или, скорее, в центр экклезиологии общения.
* * *
Павел VI был избран в тот момент, когда Православие отмечало тысячелетие афонского монашества. Патриарх через митрополита Максима Сардского послал свои пожелания новому папе. 20 сентября в ответном письме Павел VI уверил своего корреспондента в том, что «его пожелания нашли глубокий отзвук в (его) сердце», вернувшись к павловской формуле Писания, столь близкой патриарху: «Предоставив прошлое милосердию Божию, послушаем апостольский совет: «Заднее забывая и простираясь вперед, стремлюсь к цели, к почести высшего звания во Христе Иисусе». Этой почестью наделены мы благодаря Евангелию спасения, благодаря одному и тому же священству, совершению Евхаристии, единственной жертвы единственного Господа Церкви». Таким образом энергичным образом подчеркивалась подлинность обеих Церквей.