Бесеняша в Академии Магии

– Майя, вы слышали, что сказала вдовствующая герцогиня-мать? Я сожалею о своей трусости. Пожалуйста, возвращайтесь в академию.

– Нет! Лайс, сбегать от проблем – вот трусость. Если твой предок стал герцогом, то и ты можешь повторить. Понимаешь?

Нет, не понимает. В глазах мрак и пустота. А ещё угадывается какая-то неясная тень. Я чувствую, как у меня распрямляются плечи и меняется взгляд, а Лайс делает ещё один шаг назад и медленно поднимает изуродованные шрамами ладони. Я машинально отмечаю, что кожа выглядит лучше, даже самые страшные язвочки затянулись тончайшей корочкой и подсыхают. Я стискиваю зубы.

Лайс на грани, но… Что за эмоции?! Страх, отчаяние, боль – это понятно. Но откуда взялось нетерпение и даже предвкушение? А злорадство?! Нелогичные, непраавильные чувства не только выбивются из общего фона, но и тянутся за основными словно шлейф. Или Тень.

– По праву майи я запрещаю тебе использовать магию, камир, – рявкаю я.

По нашей связи прилетает облегчение, надежда, благодарность и шлейфом злоба, испуг. Эмоции раскалываются на два потока. Я шагаю ближе, хватаю Лайса за запястья, смотрю ему в глаза. Он не сопротивляется, а вот в глазах снова мелькает неясная тень. Я ещё не понимаю, что именно вижу, просто доверяю своему восприятию. Ответ ведь напрашивается.

Искать специалиста? Я не уверена, что у нас есть время. Тень начинает паниковать, и неизвестно, что она ещё устроит, причём устроит прямо сейчас. Чёрные колючки взлетают, будто подхваченные порывом ветра. Лайс болезненно морщится и косится на окно, а у меня отпадают последние сомнения.

– Стоять на месте, камир.

– Да, но вы не сможете удерживать меня вечно, майя, – улыбка кривая. Я снова ловлю боль и обречённость.

Зря он.

Вместо ответа я произношу по памяти длинную формулу призыва-воплощения-подчинения и подкрепляю магией. От Лайса приходит удивление и полнейшее непонимание. Я замираю. Неужели ошиблась? Секунду, показавшуюся вечностью, ничего не происходит, только чёрные колючки кружат и царапают.

Лайс охает, валится на пол, зажимает голову, будто у него жесточайшая вспышка мигрени. Я теряюсь, потому что вредить я точно не собиралась. Нужен специалист… Поздно. Лайса окутывает чёрный дым, на долгое мгновение вовсе скрывает. Я вижу перед собой лишь клубящийся мрак.

Сердце бешено бьётся.

Облако колючей сажи разрастается, поднимаетсся чутть ли не до потолка этаким воздушным шариком – мрак наверху, а к полу тянется тонюсенькая ножка. Лайс лежит на полу, свернувшись клубком и рвано выдыхает, когда “ножка” его отпускает. Я хочу сесть рядом, коснуться его плеча, но не оставлять же облако без присмотра. Хотя что я с ним могу сделать? Ни малейших идей, надежда на озарение. А облако стремительно съёживется, обретает плотность и морду. Первой появляется бездонная пасть в обрамлении призрачных зубов, следом там, где должен быть нос, образуется провал и последними алым вспыхивают глаза. Будто два уголька тлеют в золе.

Пасть распахивается, вываливается лоскут языка, и морда выразительно облизывается.

Самое время испугаться…

– Жуть, – выдыхаю я, глядя на морду, которая почему-то кажется скорее карикатурной, чем по-настоящему страшной.

– Я Жуть, – чему-то радуется морда, причём “жуть” выделяет голосом, произносит с непонятным мне значением.

– Ага…

Морда делает круг под потолком, несколько раз перекувыркиваясь. Выглядит так, будто она привыкает к новому воплощённому состоянию, и оно ей… нравится? Былой злобы нет и в помине. Да что там! Морда резвится будто дитя.

Очередной пируэт, и морда внезапно пикирует ко мне:

– Верни меня в него, пока не поздно!

Интересная оговорочка про сроки. Лайс так и лежит на полу…

– Зачем? – миролюбиво уточняю я.

– То есть как зачем?! – изумляется морда. – Я его почти съел. Чуть-чуть оставалось. Его отчаяние такое сладкое, такое питательное, м-м-м… Ну? Возвращай уже.

Ложноножка вытягивается и снова цепляется за Лайса. Я подаюсь вперёд. Я плохо понимаю, как отогнать полуматериальный дым, но ничего плохого вроде бы не происходит. Ложноножка не ввинчивается в кожу, а печально тыкается.

– Жуть, – повторяю я.

– Ну?

Я же расплываюсь в улыбке – формула сработала, и без моего разрешения морда может только облизываться.

– Лайс? Всё, все запреты снимаю, – я сажусь рядом по-турецки, осторожно ерошу волосы на его затылке. – Лайс?

Он отключился?

Я беру его за руку, пытаюсь найти пульс. Лайс неловко ловит мои пальцы, сжимает. Жив, в сознании – уже хорошо. Лайс пытается приподняться, но безуспешно. Я обхватываю его за плечи и укладываю к себе на колени.

– Спасибо, – едва различимо шепчет он и устало закрывает глаза.

– Дай доесть, – хнычет морда.

– Ты кто? – переключаюсь я на неё.

– Как это кто? Ма, ты совсем болезная? Ты же только что меня назвала. Я Жуть.

Кто?! Почему я вдруг “ма”?! Я смотрю на морду, морда пылает алыми угольками на меня. Немая пауза, что называется.

Попытка номер два.

– Жуть, я, например, человек. А ты?

– Если ты, ма, человек, то и я человек. Совсем болезная… Дай доесть, а?

Логика железная, не поспоришь.

– Жуть, Лайса есть нельзя.

– Почему?!