Бесеняша в Академии Магии

– Потому что “па”, – будем общаться в понятных Жутику терминах.

Лайс вздрагивает, широко распахивает глаза и переводит полный потрясения взгляд с меня на Жутика и обратно. Очень хорошо его понимаю – у меня наша новоявленная деточка тоже ни умиления, ни восторга не вызывает. А что делать… Воспитывать.

– Па? – переспрашивает Жуть насквозь скептично, но тотчас плюхается Лайсу на живот, – Па! Па-па-па!

Лайс тихо охает.

– Ты как? – спрашиваю я его.

– Чувствую себя… счастливым? – Лайс снова закрывает глаза и, что примечательно, даже не пытается согнать с себя устроившего попрыгушки Жутика.

Я не знаю, сколько времени проходит, Жуть снова кувыркается под потолком, а Лайс переворачивается на бок, приподнимается на локте.

– Ты понял, что произошло? – бестактно ляпаю я. У меня только смутное понимание.

Лайс кивает:

– Проклятье одержимостью духом отчаяния.

– И кто тебя так? – по-прежнему бесцеремонно лезу я. Это ни разу не праздное любопытство, знать имя убийцы, именно убийцы, вопрос безопасности.

Взгляд у Лайса становится больной, он закусывает губу до крови. И я вдруг понимаю, что знаю, кто это. Вдовствующая герцогиня-мать. Просто даже будучи свидетелем её чудовищных слов, я до последнего не допускала даже тени мысли, что бабушка может с холодной расчетливостью лишить внука жизни.

– Вдовствующая, – шепчет Лайс.

Ему больно, но я чувствую разницу. Эта боль Лайса не убивает, она не колется чёрными колючками.

Я обнимаю его, выдыхаю в затылок и как-то само собой прижимаюсь губами. Мы замираем. Хрупкое мгновение близости длится всего мгновение. Лайс отстраняется, протягивает руку и заправляет мне за ухо прядку волос. Меня пробирает от нежности, а Лайс поднимается, подаёт мне руку:

– Пол холодный, майя.

– Пойдём, – соглашаюсь я, встаю.

И не отпускаю его руку, уверенно тяну в сторону спальни.

– Надо погасить свет в кабинете, – беспокоится Лайс.

Я киваю. Если предложу денег, то Лайс почувствует себя униженным, поэтому мы идём в кабинет. К тому же такое приземлённо-бытовое дело… не знаю, как на Лайса, а на меня действует умиротворяюще.

Вынырнув вслед за нами коридор, Жуть с возгласом полным радостного энтузиазма уносится во тьму коридора. Лайс лишь провожает его взглядом, а я, прикинув, что пугать в герцогстве особо некого, разве что служанку, тоже не вмешиваюсь.

В кабинете Лайс не только гасит свет, но и восстанавливает на книгах защиту. Он ловит мой взгляд и внезапно берёт меня за руку, а сам склоняется и подносит кончики пальцев к губам, целует, а взгляд так и не отрывает, смотрит потемневшими глазами. У меня сбивается дыхание, и я пытаюсь вспомнить, почему отношения с Лайсом должны быть исключительно платоническими. Не вспоминается. А Лайс запечатлевает ещё один поцелуй, но теперь на ладони и подбирается к запястью.

Точно!

Я не хочу вот так, когда во мне ищут утешение, а не хотят по-настоящему. Мне удаётся собрать мысли в кучу, отогнать заволакивающий разум дурман страсти, но свободная рука будто сама собой тянется, и я пропускаю между пальцами мягкие пряди. Коснувшись его щеки, я тихо спрашиваю:

– Пойдём?

– Да, майя.

Откуда в нём эта готовность подчиниться любому капризу? Я уверена, что он скажет “да, майя”, чего бы я ни затребовала. Слепое обожание коробит, а Лайс будто не замечает моей неловкости и приобнимает за плечи.

Настрой на романтику вдребезги разбивает служанка.

Лайс, естественно, пропускает меня вперёд, и я первая, кого служанка видит. Заметить Лайса она не успевает. Подхватив поднос с ужином, служанка направляется в мою сторону и на ходу заявляет:

– Госпожа, в наш дом сегодня пришла трагедия. Герцог Кайнайский, не выдержав позора быть камиром, да ещё и камиром простолюдинки, очистился в родовом пламени. В связи с его безвременным уходом вдовствующая герцогиня-мать надеется на ваше понимание. Вы покинете герцогство незамедлительно, госпожа.

– Ты заявляешь, что герцог… покончил с собой?!

– Как и его отец, – кивает служанка, которой я преградила путь, и она вынуждена остановиться передо мной с подносом.

Даже не знаю, что сказать…

– Передай герцогине, что я восхищаюсь её гостеприимством. Выгонять, ах, простите, просить удалиться на ночь глядя, не позволив поужинать…

– Госпожа?! В доме трагедия, потерян единственный наследники, надежда рода, а вы…

– Я, – перебиваю я.

Я думала, меня больше не удивить, оказывается, есть, чем. Служанка сообщает о смерти господина настолько равнодушно-буднично… Будто сообщает, что петуха зарезали на заднем дворе.

Служанка слегка теряется под моим напором.

Может, у неё тоже мозги промыты? Или она безоговорочно предана вдовствующей герцогине? В любом случае она перешла черту.

Не дожидаясь продолжения, Лайс уверенно входит следом за мной, и служанка, хрипло ойкнув, шарахается, с подносом заваливается назад. Лайс подхватывает… поднос, а служанке позволяет шлёпнуться, благо она скорее сползает по стене и садится, нелепо раскинув ноги, чем по-настоящему падает.

– П-призрак, – с ужасом выдыхает она.

Лайс кривит губы:

– Ты уволена. Завтра до полудня покинь мою землю.

– Герцог… не очистился от позора в родовом огне? – доходит до неё.