Бешеная собака искусства

Мои картины – абстракция, мои тексты – тоже своего рода абстракции, и каждый понимает или не понимает их в меру своей испорченности и иску́шенности искусом искусства. Сам я искусан бешеной собакой искусства.

Я всё делаю не как люди, не как все, по-своему. Мои картины создаются сами из необъяснимой веры в свою звезду. В них нет буквальности. Они – как скэт в блюзе. Они, как вообще музыка: чистые эмоции. Взлёт творческого духа до гусарского градуса, с отмашкой. I was high.

Искусство прежде всего о смысле жизни, о жизни и смерти и о том, что между ними – любви, однако всё проявляется через мириады ситуаций, отношений, событий и через рождаемые жизнью переживания отражается в искусстве, которое в свою очередь будит эмоции.

(встают, медленно идут к берегу по разные стороны пирса, между ними фонарь; они держат его за ручку)

Нигде ни у кого я не учился живописи или вообще на художника, а ошибок в технике живописи делаю мало. Сколько краски экономлю этим! Это между прочим значит, что я ничему не учусь, потому что учатся только на своих ошибках. With every mistake we will surely be learning.

Пригодилось упорство и нежелание сдаваться. Я боялся учиться, боялся чужого влияния, боялся потерять самость, а ещё больше боялся, что учёба отобьёт у меня желание писать, ведь я стал писать, как летать, как песню петь, выплёскивал накопленное. Из ниоткуда всё шло, я боялся, что чуть столкнёшь со счастливого золотого пути, и я в ужасе буду "как все художники в муках рождать картины". Теперь я может бы и согласился поучиться, хотя самому до всего доходить интереснее.

(остановились)

Музыка стоп

С тех пор, как я стал художником, я поступаю по зову души, по своей совести, я стал соответствовать сам себе. Мудрый и добрый папа Сабит мне чаще всего говорил два ёмких слова: Be yourself! Мне значение его наказа открылось до конца только сейчас. Жить безупречно, по собственным внутренним часам – для меня путь к совершенству. Оказалось, что я умел быть художником всегда, это моё естественное состояние, но я не осознавал этого до 59-летнего возраста. У меня был очень долгий путь…

«Не ЦЕЛЬ, но ПУТЬ».

Я пишу только тогда, когда не могу не писать, а не тогда, когда надо подхалтурить-заработать или просто самовыразиться.

(вернулись в пространство конструкции)

Она. (с пониманием) Если верна точка отсчета, если выбранное направление верно, цель не может не быть достигнута.

Он. Один Аллах знает, что верно. Моя бешеная активность всю жизнь вела меня от комсомола в КПСС, во Внешторг, в загранку, в прорабы перестройки, в высокое кресло зама гендиректора Ассоциации экспортёров СССР, в грантососы Маргарет Тэтчер, в юристы-международники, в коллекционеры, в друзья Ренэ Герра, и, наконец, в художники. Я просто ловлю кайф от всего, что делаю, а если бы я, как все, делал карьеру, не кайфуя, то был бы где все.

Кафе MOURE ROUGE. А не выпить ли нам кофе? Кофе – волшебный напиток: сколько людей родились на свет благодаря приглашению «На чашечку кофе…»

Она. Нет, лучше шампанское.

Он. Пожалуйста (рисует два бокала).

(они сворачивают листы и пьют воображаемое шампанское)

Она. О чём ты задумался, Странник?

Он. Вспомнил нонконформистские шестидесятые моего детства. Как играли с одноклассником в шахматы или морской бой.

Я по вечерам в 9 классе бегал трусцой из Тирасполя в Бендеры на пару с моим корефаном Сашей Круцем. К полуночи на обратном пути отдыхали на нагретых солнцем старых могильных камнях придорожного еврейского кладбища и смотрели на мохнатые звёзды, романтика!

Я ездил искупаться в море и «прошвырнуться» по Дерибасовской – ну как из любого подмосковного города "за 100 км" ездили школьники в Москву.

Я продукт еврейской местечковой тираспольской культуры, генов татарских баев, крови графьёв Ганских, СССР, КПСС и комсомола.

Она. А ещё Ренэ Герра твой крёстный отец.

(смеются)

Он. (произносит тост) Ренэ Герра, пожалуй, самый для меня уважаемый человек. Считаю его своим крёстным отцом как живописца, и он не возражает. Мне никогда не хотелось стать художником, мне захотелось после того, как меня стали подзуживать. Ренэ Герра взялся с жаром и напором воина-горца (Guerra) поучаствовать в соблазнении меня на художество – и быстро меня победил.

Но без этих открытых и широки пространств, без Каннского залива, неба, холмов, прогулок по Круазетт, я может и не стал бы художником, или стал бы, но не геометристом.

Ни одной картинки за свою жизнь я не нарисовал, в школе имел тройку по рисованию.

И вдруг… Юный живописец пятидесяти девяти лет от роду садится в Мерседес и едет во французский аналог советского магазина ШКОЛЬНИК на отоварку. Там он набирает масло, холсты, кисти и дозаполняет корзину ШОБ С ПОГОНОМ всякой живописной мелочёвкой.