Всю дорогу Фейт задумчиво смотрел на стремительно меняющиеся картинки по ту сторону окна автомобиля. Он был уверен, что в последний раз наслаждается привычными сюжетами прекрасных улиц родного города. Благополучие каждого уголка Эшенленда было его личным достижением. Теперь это мало кого будет волновать. Да и самого Фейта будет волновать только одно – новое условие его обязанностей, которое он вынужден принять. Сколько добропорядочных и жизнерадостных людей ему придется хладнокровно сбросить на социальное дно. Возможно, 75% населения или того больше. Он не сожалел, что результат его будущих поступков будет таковым. Ему была ненавистна мысль о том, что как президент он должен будет взять на себя основную ответственность. С этого дня устоявшийся за долгие годы порядок внутри страны виделся Фейту источником неразрешимых проблем.
В клинике профессора Штросса Фейта приветствовали именитые представители эшенлендской медицины. В рядах встречающих были доктора более низкого ранга из других клиник, а также никем не изгнанные андролог, проктолог и патологоанатом, визит которых нарушал возвышенный смысл мероприятия. Президенту пришлось пройти очередной адский круг необходимых формальностей. Выслушав тезисы об актуальных проблемах государственной медицины и необходимости профильных закупок в странах Союза, напряженный Фейт отделался несколькими ни к чему его не обязывающими заявлениями и со всей больничной свитой направился к палате, где его ждали жена вместе с долгожданным сыном.
Открыв дверь, он сразу же увидел ее. Она лежала на приподнятой клинической кушетке неподвижно, склонив голову вправо. Казалось, что смертельная усталость вынудила женщину погрузиться в спасительный сон. Фейт не сразу обратил внимание на сына, лежащего так же неподвижно у груди матери. Ее руки не удерживали малыша и приняли странное положение, подобно гнезду, в центре которого находился хрупкий, совершенно невзрачный ребенок.
– Сейчас происходит важнейший момент. – с нежностью, походившей на плохую актерскую игру прошептал профессор Штросс. – Кормление налаживает связь между матерью и ребенком. С сегодняшнего дня он стал отдельной частью нашего мира, и первое время будет испытывать беспокойство, находясь далеко от матери. Посмотрите, как мирно он лежит. Вы с супругой проделали первоклассную работу. Думаю, мальчишка не причинит вам особых беспокойств.
Мгновенье спустя неестественно благостное выражение лица Штросса сменилось натуральной гримасой ужаса. Он подбежал к женщине и взял ее руку, чтобы нащупать пульс. В эти несколько секунд профессор бросил панический взгляд в толпу коллег, пытаясь отыскать отклик моральной поддержки, но в первых рядах стояли чужаки из конкурирующих больниц, а также андролог, проктолог и патологоанатом. Только последняя тройка держалась достойно, не проявляя завуалированного злорадства, но Штросс принципиально не нуждался в их поддержке.
– Этого не может быть…было нормально…ну, да…нормально же…я не мог пропустить…все же под контролем…почему?! – лихорадочно бормотал Штросс.
Затем профессор схватил ребенка и выбежал с ним из палаты под звуковое сопровождение, вызванное активным перешептыванием всех собравшихся в палате. К неподвижной женщине подбежал медицинский персонал клиники. Началась утомительная и запутанная суета. Фейт успел обратить внимание на лицо своей жены. Увиденное его напугало.
– Если моя супруга умрет, – испуганно закричал он, – вам не избежать опасных неприятностей!
– Она уже мертва, господин Фейт. – срывающимся голосом ответила молодая медсестра, показавшаяся ему карлицей.
Фейт не внял словам медсестры. Только после того, как тело его жены ровно уложили и церемонно накрыли белоснежной простыней, он уловил очередной страшный факт ненавистного дня.
Ему разрешили подойти к жене прежде, чем ту увезут в морг. Он не хотел видеть ее слишком близко. Чувство страха держало над ним верх. Багровые пятна на ее лице смотрелись страшно даже из далекого расстояния. Медсестра-карлица сама подняла простыню, стараясь сделать для обожаемого ею президента все от нее зависящее.
Лицо мертвой женщины сохранило парадоксальное выражение радости и одновременной скорби. «Оказывается, она отталкивающе некрасива. Ее внешность полна недостатков и смерть только усугубила врожденное уродство», – подумал Фейт. Он взял ее руку и увидел шрамы от порезов на запястье. На второй руке обнаружилась та же картина.
– С каких пор это у нее?
– Вам лучше знать, когда ваша жена пыталась свести счеты с жизнью. – быстро и неразборчиво ответила медсестра карлица. – Здесь узоры явно из нескольких эпизодов.
– Это не так уж и важно. Умерла-то она очевидно по другой причине. – растягивая каждое слово сказал Фейт, после чего резко отпустил безжизненную руку.