Бешеный шарик

Мозг №34 хранился внутри «Иллюзиона» дольше, чем все предыдущие образцы и не подавал характерных в подобных случаях признаков угасания. Напротив, профессор Борменталь отметил, что запрашиваемая мозгом №34 энергия в разы превышает возможности текущего устройства. Все «Иллюзионы» в равных долях питались из общего источника энергии. Для поддержания №34 требовалось отключить один или сразу несколько «Иллюзионов» с другими образцами. Закрыв глаза на уныние совести, профессор Борменталь досрочно прекратил вторую жизнь образцов № 38 и №41, подающих первичные признаки угасания и задался целью узнать всю информацию о человеке, у которого был извлечен мозг №34.

Борменталю были доступны скудные факты: мозг принадлежал женщине 25-27 лет, извлечен 5 августа 2087 года в Национальном институте нейрохирургии профессором Вудвольфом.

Вудвольф неохотно передал личные данные женщины. Халатность, с которой был составлен протокол изъятия мозга, возмутила Борменталя. Забыв где-то на своей территории славно известную «улыбку Будды» и подобающее ей состояние духа, Борменталь серьезно разругался с Вудвольфом, твердо заявив, что их дальнейшее сотрудничество невозможно.

– Я знаю лучше вас, Борменталь, как мне делать свою работу. Я знаю лучше вас, Борменталь, что, как и когда мне записывать в протоколе. Я знаю лучше вас, Борменталь, что лежит у меня на операционном столе, и что потом попадает в вашу лабораторию. – истерично и чрезвычайно быстро проговорил Вудвольф.

– Вы лучше любого из ныне живущих людей осведомлены о всех аспектах жизни и я даже не берусь доказывать обратное, но по вашей вине мы ничего о ней не знаем! Почему нет данных о вскрытии? Информация о динамике ее поражения могла бы открыть для нас новые двери! Дальнейшее исследование нужно проводить согласно вашим выводам? Вы же лучше знаете, что есть сегодня и что будет завтра!

Борменталь и Вудвольф распрощались в надежде, что ближайшие несколько лет их линии жизни не пересекутся, но вечером того же дня Борменталь получил два электронных сообщения от некоего психоаналитика Паундспота.

#1.

«Ув. профессор Борменталь! Сегодня ко мне обратился ваш коллега – профессор Вудвольф с просьбой сообщить вам все, что мне известно о моей пациентке, которую окончательное поражение настигло во время нашего психотерапевтического сеанса.

Это был первый случай в моей практике. Если учесть то, что к этой женщине у меня сложилось особое отношение и необъяснимая мне самому привязанность, ее смерть стала для меня ударом.

Однозначно, Ф.Т. обладала уникальным умением врезаться в память. Уверяю вас, даже маразм не рассосет тот шрам в моих воспоминаниях, который она оставила после себя. Поразительно тонкое, изящное, гибкое тело. При этом все движения ее были резки и внезапны. Она была стремительна во всем, начиная с движения длинных пальцев во время пламенных жестикуляций, заканчивая разрушительным потоком ее мыслей. Ее лицо не соответствовало ни одному из справедливо принятых стандартов красоты, но было многократно прекраснее и выразительнее. В глаза сразу же бросалась асимметрия и явное различие между правой и левой стороной. Взглянешь на нее слева и увидишь вселенскую скорбь, взглянешь справа – порочную хитрость. Ее лик словно сошел из демонических полотен Врубеля (я постараюсь отправить вам во вкладышах те картины Врубеля, где персонаж внешне очень походит на Ф.Т, чтобы вы поняли эту мою увлеченность). Увы, я не располагаю ее фотографиями.

Все это время в ней мучительно умирали душа поэта и сознание философа. Она прекрасно знала себе цену и четко понимала опасность своего положения. В ее арсенале было множество талантов и способностей, что говорит о гениальном складе ее ума и шатком состоянии психики. Ф.Т. умела многое, но не могла этим распорядиться. В сущности, при наличии очевидно весомых прелестей она не была хорошим человеком. Любой, кто решался связаться с ней надолго, явно рисковал. Такие люди не забываются, в том числе и потому, что после них приходится долго восстанавливать разрушенное до основания эмоциональное равновесие.

Она жаловалась на сильную головную боль с первых дней нашего общения. Во время последней встречи Ф.Т. была молчалива и рассеяна. Я не заметил внешних признаков ее плохого самочувствия – выглядела она как всегда хорошо.

В последний раз мы оба молчали практически до окончания времени, отведенного на сеанс. Я не видел отклика с ее стороны и остановился. В таких случаях не стоит затрагивать человека. Молчание имеет терапевтическое свойство не меньшей силы, чем глубокий доверительный разговор.

Признаюсь честно, мне было не по себе. Я привычно опасался подвоха с ее стороны. Она была непредсказуема и мои уловки редко срабатывали. Ее уход меня уничтожил.