Бешеный шарик

Фейт Темптон: Все прозаично и слишком скучно. Я не могу впечатлить вас, профессор, уникальной историей о своей детской травме. Как и миллионы таких же моральных скитальцев, я родилась, будучи нежеланным ребенком в семье. Мой брат ни разу не назвал меня по имени. За все 25 лет моей жизни. «Оно» – все, что он мог сказать обо мне. Так воспринимал меня человек, с которым я жила в одном доме и которого любила просто потому, что он есть в моей жизни. По умолчанию я чувствовала себя лишним членом среднего пола в семье и никак не могла понять, за что меня можно настолько презирать. Безымянное «оно» с лапами вместо рук, копытами вместо ног, пастью вместо рта. Окончательно переиначить мою физиологию он, видимо, поленился. Со временем «оно» трансформировалось в серию глупых, не менее оскорбительных, прозвищ. Оскорбительным считаю отношение не только со стороны брата, но и родителей, занимавших пассивную позицию в вопросе его ненависти ко мне. Я не знаю, что такое защита. Они давали мне кров и еду, давали свое внимание и даже ласку. Но можно ли это считать заботой? Бывали дни, которые растягивались в долгие месяцы, когда мысли о смерти меня успокаивали. Мне не удавалось уснуть, пока в голове не прокручивался сценарий того дня, в котором я должна была достойно и красиво умереть. Сейчас я считаю себя в праве ненавидеть свою семью.

Профессор Паундспот: И чем вы лучше их?

Фейт Темптон: Передо мной не стоит цель превзойти хоть кого-нибудь из славного семейства Темптон. Мы иллюстрируем то, что в нас вложено. Я не могу….

Конец записи

«Наверняка, села батарея. Как всегда – на самом интересном месте», – подумал Борменталь.

Подойдя к «Иллюзиону» с мозгом №34, профессор тихо произнес:

– Что же творилось у тебя в голове, милая девочка? Даровано ли мною тебе счастье или все же мука? Как узнать это?

Глава 4. Туда, но не обратно

Отдавая всего себя «Иллюзиону» и призраку Фейт Темптон, Борменталь сознательно упустил момент, когда его одержимость только начинала набирать обороты, и это состояние можно было удерживать под контролем. Ежевечернее прослушивание записей Пэрри Паундспота служило ритуалом, позволяющим устроить воображаемое свидание Борменталя и Фейт. Профессор как мальчишка влюбился в информацию о человеке, которого нет, и никогда не будет.

Еще в самом начале Преображенский заметил перемены своего наставника и встал в жесткую оппозицию по вопросам «Иллюзионов» и особенно образца №34. За спиной Борменталя, на внеочередном заседании Комитета по прогрессивным конструкциям Преображенский лоббировал идею закрытия проекта «Иллюзион», успешно найдя немало приверженцев его позиции. Решение вопроса в пользу Преображенского было перенесено на месяц, с целью деликатно достигнуть консенсуса с самим Борменталем.

Запись четвертая (отрывок)

Фейт Темптон: Вчера мой старый приятель позвал меня на тематическую вечеринку «Воющие двадцатые». Я согласилась без малейшей надежды на то, что мне все же удастся отлично провести там время. Определенно, я была права. Общая атмосфера вечера провоцировала у человека не ограниченного коротеньким списком рабских стереотипов ощущение приближающейся блевоты. Возможно, меня могла бы спасти пачка сигарет, которая всегда со мной, но в двадцатые курение было постыдным делом и строго запрещалось как секс в общественном месте. Хорошо, что я родилась во второй половине века. И все же, «воющие» времена не закончились в двадцатые, профессор. Сейчас взвыть хочется так же, как и десять лет назад. Так будет и через год, и через тридцать лет.

Профессор Паундспот: Как раз в те времена познакомились мои родители. Безоговорочно отдаваясь романтике своего поколения, они отказались от всего, что составляло обычную жизнь тогдашнего человека и навсегда ушли в закрытое эко-поселение. Побег оттуда стоил мне немалых усилий. Более того, я был вынужден принести в жертву общение с семьей. Это была самая приятная жертва в моей жизни и отправная точка будущих судьбоносных побед.

Фейт Темптон: Ваш пример достоин уважения, но я не могу пойти таким путем. Мой разрыв с семьей убьет мать. Я люблю ее больше, чем саму себя. При этом я не строю иллюзий по поводу наших с ней отношений. С ее молчаливого согласия я подвергалась моральным пыткам в собственном доме, но она чувствует во мне жизнеутверждающую опору, хотя сама этого никогда не признает. С моим уходом именно она окажется жертвой моральных пыток. Я не могу поступить с ней так, как поступала со мной она. Мое присутствие рядом доставляет ей муки, но эти муки в разы слабее тех, которые лягут на ее плечи с моим исчезновением.

Профессор Паундспот: Через пару лет вы будете винить мать за то, что из-за нее у вас не сложилась жизнь. Свою роль во всем этом вы не сможете адекватно оценить.

Фейт Темптон: Смогу, но не пожелаю этого сделать. В очередной раз упрощу для себя условия игры.