Бесики

Мальчик вдруг оставил мать, подбежал к есаулу и, подпрыгнув, ударил его кулачком в щеку. Это рассмешило всех. Женщина бросилась за сыном, чтобы наказать его за дерзкий поступок, но тот пустился наутёк, успев оглянуться на есаула и пригрозить ему кулаком. Есаул тоже рассмеялся, ибо не подобало мужчине обижаться на ребёнка.

— Пустое всё это, — обратился он к крестьянам, — у вас всегда такой обычай: раз вас не наказали, да не бросили в сырые ямы, вы тотчас же начинаете попрошайничать. Вместо того чтобы сказать спасибо её светлости за милостивое обхождение, вы просите то, что вам не положено ни богом, ни законом. Ну, а если так, то мы бросим вас в подземелье, потом сами будете просить, чтобы вас поселили хотя бы на край света…

— Мы что, мы разве против того, чтобы служить госпоже? — послышались нерешительные голоса. — Мы требуем законного обхождения.

— Эх, что и говорить, — крикнула из задних рядов какая-то женщина, — законы тоже ими писаны! Ведите нас, куда хотите, везде одинаковый ад.

Анна распорядилась, чтобы крестьян поселили в Дманиси, обещав им скоро навестить их и, если кому-либо понадобится помощь, помочь всем, чем может.

Крестьяне, понурив головы, начали собирать свой скарб, а Анна вернулась в замок. Увидев, что она не смогла сломить упрямства крестьян, которых пришлось силой водворять в её поместья, она обиделась на них, но больше досадовала на себя, не достигнув того, чего добивалась: чтобы крестьяне, после разговоров с ней, раскаялись и с благодарной радостью приняли её предложение. Она не могла успокоиться до тех пор, пока не вернулся Бесики, при виде которого у неё сразу отлегло от сердца.

Незаметно летело время. Лето входило в свои права, наступил зной. Днём уже трудно было выходить из дому. Бесики изредка ходил на охоту, но больше сидел в своей башенной комнате, где царила благодатная прохлада. Он проводил дни, валяясь на тахте и читая книги, а иногда писал стихи.

Анна часто приходила к нему, но в такое время, когда её не могли заметить. Большей частью это бывало после полудня, когда слуги и прочая челядь укрывались от зноя в своих помещениях. В эти часы посторонний человек мог бы подумать, что замок погружён в глубокий сон.

Анна проходила по тайному ходу, соединявшему дом с башней, и неожиданно, никем не замеченная, появлялась перед Бесики.

Эти посещения были для Бесики источником постоянной тревоги. Он предчувствовал, что тайна его отношений с Анной будет когда-нибудь раскрыта и гнев Ираклия падёт на его голову. Ничто не спасло бы тогда Бесики от смерти.

Ему всё ещё казалось, что, кроме Гульвардис, никто не знает о его любви; поэтому он был очень сдержан и осторожен.

Но чем осторожнее был Бесики, тем беззаботнее вела себя Анна. Она всем своим поведением выдавала себя: наряжалась, белилась, сурьмила ресницы и брови, заплетала волосы в тонкие косички или в толстую косу, которой обвивала шею, или же длинными локонами обрамляла своё белое лицо. Платья она меняла ежедневно. Прислужницы с утра до ночи возились с её нарядами.

Когда Бесики возвращался с охоты, она выходила навстречу ему из замка, а потом звала из деревни парней и девушек, плясунов и плясуний, устраивала хороводы и вообще всячески старалась развлечь своего возлюбленного.

Больного своего мужа она совсем забросила. За Димитрием ходили Гульвардис и две дворовые девушки. У расслабленного старика тряслось всё тело, он целыми днями брюзжал и бранился.

Гульвардис так надоело ухаживать за ним, что она не раз молила бога избавить и его и окружающих от мучений и «принять, наконец, его грешную душу».

В середине лета к Анне приехал управляющий. Он извинился за опоздание, сославшись на колотье в боку. Хотя Анне и было в чём упрекнуть Росаба, она успокоила его и постаралась избавиться от него как можно скорее. Коротко расспросив о делах, она дала ему кое-какие поручения и отослала прочь. Перед отъездом управляющий сказал Анне, что в Тандзию прибыл гонец от государя и привёз приказ: всем царским чиновникам, где бы они ни находились, явиться ко двору.

Вечером, когда Бесики вернулся с охоты, Анна, после некоторого колебания, сказала ему, что государь требует к себе всех своих чиновников.

Бесики вздохнул с облегчением. Безрассудное поведение Анны и её пылкие ласки постепенно охладили его чувство. Узнав о приказе государя, он тотчас же стал собираться.

Анна уговаривала его остаться, убеждала, что у государя много слуг, что его отсутствия никто не заметит, что и без него Ираклий справится с делами, но юноша твёрдо стоял на своём: приказ есть приказ, нужно ехать.

— Разве я сам не стремлюсь быть с тобой? Но я не имею на это права. Все явятся к царю, одного меня не будет. Пусть обо мне сейчас и не вспомнят. Но ведь позднее, когда я приеду, государь спросит, где я был, и я не смогу солгать…

— Ну так что же?

— Если кто-нибудь, из вражды ко мне, хотя бы намекнёт о нашей любви, царь поймёт, почему я не подчинился приказу. А ты же знаешь, как он грозен и неумолим!

— Останься хоть на две недели, — молила Анна. — Не такой уж длинный срок, чтобы там хватились тебя!

— Нет!