Бесики

— Как, а на две недели не хочешь задержаться? — обиделась Анна.

Она молча вышла из комнаты и весь вечер не подходила к возлюбленному. Горькие мысли теснилась у неё в голове: ревность вновь терзала её.

«Не любит он меня! — думала Анна. — Нет, не любит! Он молод, сердце его стремится к другой. Но пока я жива, не уступлю его никому! Поеду с ним, заодно навещу брата, взгляну на внучку! Да, да, это я хорошо придумала!»

Анну так обрадовала эта неожиданная мысль, что она и нс задумалась о препятствиях. Конечно, было неудобно оставлять больного мужа, конечно, предстоял тяжёлый и долгий путь. Но не всё ли равно? Зато она будет с ним, с Бесики!

Вся во власти своей новой мысли, Анна легко примирилась с отъездом Бесики. Утром она спокойно простилась с возлюбленным, даже не проводила его, и тотчас же принялась за сборы. Она собиралась выехать дня через два, после того как начальник крепости соберёт в деревнях триста человек для её свиты.

Такая свита или, вернее, вооружённая охрана была совершенно необходима. Путешествие без охраны было сопряжено с большим риском: на дорогах разбойничали шайки лезгин, и легко было попасть к ним в руки.

Бесики тоже следовало бы взять сопровождающих, но он предпочёл путешествовать один. Анна предлагала послать с ним хоть несколько человек, но Бесики отказался. Он решил, что ехать одному безопаснее: во-первых, одного труднее заметить, во-вторых, даже заметив одинокого путника, лезгины заподозрят ловушку и не тронут его. Уже не раз Ираклий ловил горцев на эту удочку: пустив вперёд одного всадника, он сам с отрядом скрывался вблизи. Не успевали лезгины окружить свою предполагаемую жертву, как Ираклий вихрем налетал на них и уничтожал всю шайку одним ударом. Наученные горьким опытом, лезгины теперь уже редко преследовали одиноких путников.

В надежде на это Бесики ранним утром беспечно пустился в путь. Отъехав от замка Орбелиани, он с облегчением расправил плечи, словно сбросив с них тяжёлую ношу, и радостно окинул взглядом ущелье Машаверы. Солнечные лучи ещё не победили утренней прохлады. Роса ещё не высохла и алмазными слезами сверкала на полевых цветах. Ярко-алым пламенем горели разбросанные по полю маки. Порой среди трав слышался птичий гомон где-то вдали звал подругу перепел.

Бесики ехал шагом. Седло его отягощал объёмистый хурджин, да и не стоило с самого начала ехать быстро и утомлять лошадь — путь был далёкий. Спешить было нечего, два дня опоздания не имели значения. В его воображении вставал царский дворец в Телави, полный озабоченных, занятых государственными делами придворных, он представлял свои будущие встречи с Леваном и Давидом, вечера, проводимые за пирушкой или в спорах с друзьями, и, увлечённый мечтой, он скоро забыл и об Анне и об её любви.

Когда в Тбилиси появилась чума, Ираклий с двором переехал в селение Ираклисцихе, расположенное в семи верстах от города. Он надеялся, что эпидемия не будет иметь большого распространения и он вскоре получит возможность вернуться в Тбилиси. Однако его надежды не оправдались; с каждым днём вести, приходившие из города, ухудшались: чума охватывала всё новые и новые районы. Через несколько дней она появилась и в Ираклисцихе. Пришлось покинуть это село и направиться в Телави. В селе Артозани, около самого Телави, царю сообщили, что чума докатилась и до этого города.

Ираклий приказал остановиться в Артозани. Он поставил на всех дорогах стражу, чтобы никто не проник в деревню, и кое-как разместил двор. Он был в отчаянии. Помимо собственной большой семьи и огромной свиты, его сопровождали государственные чиновники с семьями и слугами и, кроме того, множество верблюдов и лошадей, навьюченных поклажей и провиантом, а разместить всё это сборище людей и животных было негде.

Не улучшались и государственные дела. Ираклий писал Тотлебену, прося генерала предать забвению все прошлые недоразумения, и предлагал возобновить совместные военные действия против турок. Моуравов всячески успокаивал Ираклия, уверял его, что благоприятный ответ от Тотлебена не замедлит прийти, но генерал отвечал в таком грубом тоне, что русский посол не решался переводить Ираклию его письма.

Больше всего Ираклий боялся, что Тотлебен уйдёт назад в Россию вместе до своими войсками. Стоило притихнувшим на время врагам Грузии прослышать об уходе русских, как они немедленно налетели бы на Грузию со всех сторон, словно стая жадных волков, и обессилевшей стране пришлось бы плохо.

Ираклию сообщили, что ереванский хан изменил ему и заключил союз с турками. Заручившись поддержкой хана, арзрумский сераскир Мустафа собрал большое войско и собрался в поход на Грузию, — так сообщали осведомители. Более того, ереванский хан послал гонцов к персидскому шаху и кубинскому хану, призывая их воспользоваться моментом, поднять меч против Ираклия и уничтожить его.