Усиленно готовились к войне и лезгины. Ираклий получил письмо от аварского князя Мухаммед-Нюсел-хана, который сообщал, что Мамед-хан кумухский настойчиво предлагает ему заключить союз против Грузии. И хотя Мухаммед-Нюсел-хан уверял Ираклия в своей неизменной дружбе, стоило бы ему заметить, что дела грузинского царя пошатнулись, как и дружба и верность были бы забыты. В такое тревожное время нельзя было довериться даже родному брату. Со дня на день ожидал Ираклий также известия об отступничестве ганджинского хана, который пока ещё оставался верен грузинскому царю и чуть ли не ежедневно присылал ему письма и приветы. Ираклий хорошо понимал, что ганджинский хан присылает гонцов только для того, чтобы узнать, как идут дела грузинского царя, и в случае чего вовремя отступиться от него.
Всё это очень тревожило Ираклия, и он делал всё возможное, чтобы русские войска не покинули Грузию.
Порой ему казалось, что и на русские войска не было больше надежды: слишком уж странно вёл себя Тотлебен. Возможно, что наибольшая опасность таилась именно здесь. Давид Орбелиани уверял царя, что, если бы не чума в Тбилиси, Тотлебен обязательно попытался бы взять столицу. Нет худа без добра, — кто знает, быть может, на этот раз чума оказалась спасительной!
В таком напряжённом состоянии находились грузинские дела, когда Ираклий в средних числах июля получил донесение о том, что Тотлебен направился в Имеретию. Обрадованный этим известием, Ираклий тотчас же начал собираться в Картли. Он решил отвезти свою семью в Ахалгори, а двор и государственных чиновников разместить в Гори. Здесь он намеревался собрать свои войска для вторичного похода на Ахалцих. Готовясь к переезду, Ираклий особым приказом вызвал ко двору всех разъехавшихся по стране чиновников. Отсутствие их было большой помехой в ведении государственных дел. Царю на каждом шагу нужен был то один, то другой из его приближённых.
Через несколько дней после его приказа начали съезжаться в Артозани те из чиновников, которые оказались поблизости. Их заставляли пройти трёхдневный карантин и только после этого допускали в царскую стоянку. Мера эта была введена Ираклием по совету Моуравова. Стража ревностно исполняла этот приказ: кто бы ни был задержан караулом на дороге, даже сам царевич, он должен был в течение положенного срока ждать допуска в деревню; царю при этом сообщали, что прибыл такой-то и ждёт распоряжений.
Не было сделано исключения и для Бесики. Когда он, утомлённый долгой дорогой, подъехал с несколькими попутчиками к Артозани, стража не пропустила его в селение.
Близился вечер. Широкая тень Гомборского хребта уже покрыла Алазанскую долину. Было жарко. Стражники расположились на траве около дороги. Одни из них с наслаждением пил воду прямо из кувшина. Бесики осадил лошадь.
— Дай-ка и мне, приятель!
Стражник вскочил и, протянув Бесики кувшин, сказал:
— Сойдите с коня, отдохните, всё равно раньше чем через три дня в деревню не впустим, таков царский приказ!
Попутчики Бесики тоже остановили лошадей. Узнав, что придётся ждать здесь три дня, все спешились и растянулись тут же на мягкой траве. Стражник, узнав имена прибывших, тотчас же отрядил человека к государю.
Среди попутчиков Бесики был Чабуа Орбелиани. Он велел посланному особо сообщить государю, что мдиванбег Чабуа Орбелиани прибыл и ждёт распоряжений.
Когда в Тбилиси появилась чума, Чабуа вместе с другими князьями последовал за Ираклием, хотя и был обижен на него. Чабуа давно мечтал о путешествии в чужие страны. Поехать послом в Россию, Иран или Турцию было его заветным желанием. Он не раз намекал царю на это, но Ираклий всякий раз переводил разговор на другие предметы или же не давал ясного ответа.
В конце мая Ираклий приказал подготовить к отправке в Петербург знамёна и другие трофеи, взятые под Аспиндзой. Чабуа подослал к царю Иоанна Орбелиани с тем, чтобы тот посоветовал царю послать ко дворцу императрицы именно его, Чабуа.
Иоанн знал, что в подобных вопросах царь не принимает ничьих советов, но всё же исполнил просьбу Чабуа и осторожно при случае ввернул:
— По-моему, лучше всего послать в Петербург Чабуа. Будучи человеком образованным и красноречивым, он сумеет красиво и подробно рассказать императрице о битве под Аспиндзой и произведёт на неё должное впечатление.
Ираклий рассмеялся и ответил Иоанну со всей возможной учтивостью: