Бесконечная река

Так и случилось. В каюту с деликатной неслышностью ступил Чешир и послушно сел возле порога, улыбаясь во всю клыкастую пасть.

— Можешь мне глазки не строить, — велел ему Панин с напускной строгостью. — Я уйду, а ты останешься стеречь дом. Доступно излагаю?

В немигающих фиолетовых глазах Чешира не отразилось никакого движения мысли. Но Панин точно знал и не раз имел возможность убедиться, что и Чешир, и Алиса, и другие паниксы из окрестностей соображали весьма недурно и понимали намного больше, чем можно было заключить по их звериному облику. В котором своенравной кошачести было ничуть не меньше, чем преданного собачества. Разумеется, с оправданным привходящими обстоятельствами инопланетным флером.

— Долгие проводы, лишние слезы, — промолвил Панин со вздохом.

На этом заготовленный для прощания запас прочувствованных трюизмов у него иссяк.

Панин неторопливо вместился в облегченный до предела скафандр, избавленный от всего лишнего, не исключая гермошлема, более схожий с глухим жестким комбинезоном. Натянул на голову раздерганную вязаную шапочку, подарок девушки, сами воспоминания о которой старательно вымарал из памяти. Аккуратно задраил за собою дверь в каюту, где оставались его немногие личные вещи, а также дневник, который он начал вести после одного из многочисленных психологических кризисов, а бесповоротно завершил только что. Чешир громадной сизой тенью скользнул вперед, лапой открыл перепонку тамбура и через разверстый люк, минуя трап, ссыпался на волю. Отбежал на некоторое расстояние и выжидательно прилег, поглядывая через плечо. Без промедления из кустов возникла Алиса, грациозная, чистенькая, как статуэтка из голубого фарфора, и неспешно устроилась рядом. Два прекрасных лазурных зверя, хозяева этого мира.

На верхней ступеньке Панин задержался. По всем уставам и уложениям надлежало закрыть за собой люк, и не просто закрыть, а «заговорить», обеспечив полную недоступность внутренних помещений блимпа. Борьба со служебным долгом не отняла много времени: Панин решил, что просто замкнет перепонку и тем ограничится. Он не собирался осложнять жизнь тем, кто однажды, рано или поздно, найдет заброшенный корабль.

В том, что сам он сюда больше никогда не вернется, Панин нисколько не сомневался.

«Я устал, — думал он. — Устал от неопределенности, устал засыпать и просыпаться без надежды. Я понимаю, что мой уход ничего не изменит. С какой стати он должен что-то изменить? Небеса не разверзнутся и не обратят на меня сочувственный взор. Ну и ладно. Я буду идти вперед, только вперед, не оглядываясь, покуда достанет сил, покуда не найдется что-то такое особенное, что сможет остановить меня. В этом нет никакого смысла. Но в том, чтобы оставаться внутри измозоленной глазами до дыр жестяной коробки, смысла еще меньше. Считайте, что я все же спятил. Однажды вы поймете, что этот мир уже не тот, что был прежде. Из зеленого ада он по какой-то мне до конца непонятной причине вдруг обернулся скучноватым прохладным раем. Может быть, он все время ждал, чтобы нашелся кто-нибудь, кто его приручит. А тут очень удачно подвернулся я… Знаю только одно: прежний мир никогда не вернется. Как и я, между прочим».

Он спрыгнул на землю, до сих пор хранившую следы старых ожогов — память об одном из его постыдных безумств. Повел плечами, проверяя, хорошо ли приторочена поклажа, основной объем которой занимал демонтированный пищеблок. Похлопал левой, здоровой рукой по глубокому набедренному карман)-; где укрывался сточенный почти до обуха мачете. Правым локтем проверил доступ к фогратору с последней, до половины разряженной батареей. Очевидно, этот привычный ритуал должен был сообщить ему уверенность. Не сообщил… «Я не вернусь», — упрямо повторил Панин, тем самым приводя бессвязные мысли в порядок, и быстро зашагал по направлению к лесу, на закат солнца.

Спустя первую, согласно показаниям шагомера, сотню шагов он обнаружил, что строптивая парочка, Чешир и Алиса, все же решила составить ему компанию.

— Кажется, кое-кто решил по своевольничать, — проворчал он с напускной холодностью. — Кажется, я просил кое-кого кое о чем…

Его ригоризмом решено было пренебречь, яко не бывшим. Громадные голубые твари всего лишь развлекались как могли. Забегали вперед, иногда отставали, обмениваясь игривыми укусами и проказливым рычанием. Они были заняты друг дружкой. А что в их общество по случаю затесался третий, так то было всего лишь курьезное стечение обстоятельств. Разве нет?

Штрихи к портрету Царицы Савской