Бесконечная река

За все прошедшие годы Панин никогда не отходил от корабля, ставшего ему домом, дальше чем на несколько миль. Он знал, что во все стороны, от горизонта до горизонта, простирается непролазный лес. Что где-то есть река и, возможно, даже большие озера. В лесу, на всех его ярусах от земли до верхушек, кипит, бурлит и булькает своя чрезвычайно насыщенная жизнь. Кто-то рождается, умирает, кого-то едят. Словом, все как полагается в дикой природе во всех уголках Галактики. И никому нет дела до застрявшего здесь на годы и годы человека в состоянии тихого отчаяния.

Теперь он двигался размеренным нескорым шагом вперед по стрелке компаса, строго на запад, рассчитывая достичь края континента до наступления холодов. Ему предстояло одолеть примерно четыре тысячи миль по ровной, слабо пересеченной местности. Никаких горных хребтов, как на востоке. Никаких разломов, как на юго-востоке. А там, если повезет, переправиться на острова. Согласно карте, составленной еще экспедицией Грасса, неподалеку от побережья расстилался целый архипелаг. Как это сделать, он пока не ведал. Зачем — не задумывался.

За время вынужденного сосуществования Царица Савская открыла Панину не так много своих секретов. Да, она не жаловала чужаков, и гостеприимство не входило в число ее добродетелей. Но случались и приятные открытия.

Например, что умереть с голоду здесь невозможно.

Из дневника Панина

«Не так часто, как хотелось бы, но в пределах обнадеживающей статистики встречаются низкорослые деревья со стволами, сходными с туго заплетенной девичьей косой, и плетевидными ветвями в редкой сине-зеленой хвое, внутри которой прячутся мясистые грозди в неаппетитной, болотного цвета оболочке, словно в фабричной упаковке. Оболочка спелого плода снимается легко, как упаковке и положено, а бесцветные полупрозрачные ягоды на вкус, да и по виду напоминают тропический фрукт мангустин. Я такой в первый и последний раз пробовал незадолго до своего полета на Меркаб, и это одно из самых прочных земных воспоминаний. Стоит ли удивляться, что косичным деревьям я радуюсь как добрым знакомым?

При некотором везении можно также набрести на невытоптанную делянку корнеплодов с нежно-зелеными розетками, напоминающими перья из хвоста небольшого павлина. Ну, или, там, глухаря. Перья эти доводятся деликатесом для панцерфаулей (так я в меру своего владения немецким окрестил гигантских бронированных зверей, рогатых, косматых и глуповатых, о которых ниже). Панцерфаули по своей природной ограниченности не ведают, что самое вкусное укрыто под землей, и наивно объедают вершки, а корешки затаптывают своими корявыми лапами с древесный ствол толщиной и размером каждая, что уж не докопаться. С корнеплодами же надлежит обходиться так: извлечь на свет божий, после того чем-то острым, да хотя бы даже мачете, срубить ботву, отсечь бородавчатые наросты и счистить кожуру не жалея, все равно еще много останется. Затем крупно нашинковать… да чего там!., держать в руках и грызть, как репу. По вкусу та же репа, только нежнее и мягче.

Но самая удачная находка в лесной чащобе — это грибница. Никакие то, разумеется, не грибы, а какое-то местное третье царство, что-то обитающее в плодородном слое и обнаруживающее себя бледными стрелками побегов в травянистых ложбинках, куда только достигает прямой солнечный свет. Стрелки эти, толщиной в палец, можно есть сразу, без дополнительных кулинарных ухищрений, без риска отравиться, просто стряхнув с них мусор и для порядка обтерев ладонью. В отличие от земных грибов, никакой ценности для обмена веществ не представляющих, здешняя грибница богата полезной квазибелковой органикой, хотя бы отчасти восполняя в моем меню дефицит натурального мяса. Мясо из пищеблока я как человек не самых широких взглядов натуральным считать затрудняюсь. Что же до вкуса и запаха… грибы, как выяснилось, во всех уголках Галактики остаются грибами. Какого-нибудь пассионарного экзобиолога такое открытие сподвигло бы на широкие научные обобщения. Но я как человек… смотри выше… воспринимаю это свое открытие как нечто само собою разумеющееся».

Штрихи к портрету Царицы Савской (продолжение)

Впрочем, все эти гастрономические откровения совершались Паниным с соблюдением мер разумной предосторожности. Проверка на токсичность предполагала пропускание кандидата в меню сквозь фильтры интермолекулярного суффектора, он же «пищеблок»: если индикаторы оставались прохладно-зелеными, отсюда следовало, что никаких вредоносных присутствий в продукте не отмечено. Дополнительный тест заключался в подсовывании фрукта, он же овощ, он же корнеплод, а чаще всего с позиций традиционной земной ботаники он же черт-те что и сбоку бантик, под нос случившемуся в пределах досягаемости паниксу. Если зверь, обнюхавши подношение, ограничивался недоуменным взглядом на идиота, пожелавшего такое жрать, все было в порядке. Если же шарахался, как от огня, или пытался тут же, не сходя с места, закопать в землю, вывод напрашивался сам собою.