И тогда он начал говорить. Потому что людям нравится постоянно забивать рот словами и говорить, говорить и говорить… Он даже упомянул какую-то сказку, не помню чью, о какой-то девочке (это должна быть я, если правильно поняла), которая показывала палец какой-то старушке, чтобы та сказала ей, не слишком ли она худенькая. (Вот интересно, уж не имел ли он в виду меня, когда говорил о старушке? Я что, по его мнению, старуха?) Как бы там ни было, мораль истории такова: он сказал, что я должна больше есть. И как вы думаете, что он мне предложил? Сфольятеллу![7]
Что оставалось делать: я взяла ее и съела. Потихоньку это вошло в привычку, и, когда однажды он попросил меня показать мизинчик, как это делала девочка в сказке, он заметил, что на моем пальце нет обручального кольца, и спросил:– А где же твое обручальное кольцо? Ты же никогда его не снимаешь!
Как всегда, я честно ответила:
– Оно мне больше не годно! Должно быть, это вина сфольятеллы…
– О’кей, мама, – ответил он. – Думаю, это моя вина, прости меня, пожалуйста. От сладкого на какое-то время придется отказаться, хорошо?
Нет, не все так просто.
– Хотя бы в воскресенье мне положено, – сказала я.
Он не стал со мной спорить.
Следуя пословице «Куй железо, пока горячо», я бросилась в атаку:
– Прости, пожалуйста, сегодня какой день?
Он начал было что-то говорить, но прервался и посмотрел на меня. Заулыбался, но улыбка была странной: милой и в то же время немного грустной. Потом ответил:
– Надо же, какое совпадение, ведь сегодня именно воскресенье!
Он спустился вниз и вернулся с замечательной сфольятеллой, именно такой, как я люблю!
Я неторопливо съела ее – всю без остатка, не оставив ни крошки. Все это время он смотрел на меня, но вместо того, чтобы радоваться, что я ем, и тому, как мне хорошо, плакал. Он всегда плачет втихомолку – не хочет, чтобы его видели. Сказать по правде, иногда он и плачет, и смеется. Как сейчас, например… Не знаю, почему он так себя ведет: может быть, он потерял маму, а я ее чем-то напоминаю… Как справедливо гласит старинная неаполитанская поговорка: «Нет боли, которую материнская любовь не могла бы унять!» Мне жаль его, потому что он добрый.
На противоположной от меня стене висит икона, писанная на дереве: Богоматерь с ребенком Христом. На ее голове корона, а в руке – ладан. И корона, и ладан серебряные и выполнены рельефно. Это очень старинная икона. Помню, она висела в доме дедушки моего мужа по улице Моргена, в квартале Вомеро. Вот это я как раз помню очень хорошо. Надо бы сходить его навестить, проверить, как он себя чувствует… Наверняка постарел! Если не ошибаюсь, он тысяча восемьсот семидесятого года рождения… Кавалер Луиджи Мария Пагано, инженер и великий человек. Мой муж его боготворил.
В этом доме нет ни одного кирпича, который не рассказывал бы мне свою историю, но как раз в этом и есть проблема: я знаю, что каждый предмет должен мне о чем-то напоминать, но это не так. Я не помню даже, чей это дом. Может быть, это не дом, а пансионат… Не знаю.
У меня такое впечатление, что я провожу здесь отпуск, хоть и не уверена в этом. Иногда мне кажется, что я перелетная птица, потерявшая ориентацию, пока летела над открытым морем. Не знаю, с какой стороны у меня прошлое и куда направлять мысли… В каком порту причалить… Где мое будущее, понимаете? Все вокруг меня перемешалось и стало каким-то вареньем из тревоги и фантазии. Но в то же время я в полном сознании. Как может быть, что это мне не помогает?
Я не могу найти смысла самым простым выражениям, которые, если задуматься, – самые сложные. Например, что значит слово «сначала» или «а пока», «тем временем»? «А пока» – это очень сложно. Я его использую в речи, но оно меня пугает – как будто кто-то передвигается в темноте и при каждом шаге боится поставить ногу мимо. Когда со мной такое случается, сердцебиение усиливается – это пугает меня еще больше, и я хватаюсь за сердце. Именно это я сейчас и делаю. Потому что чем больше думаю об этом, тем сильнее сердцебиение. Аритмия усиливает мое волнение, которое еще больше ускоряет сердцебиение…
Вот как сейчас, например, я чувствую, что побледнела. Бледная как снег. И не могу подняться с этого кресла. Что же я буду делать? Если буду кричать, случится конец света. Но мне так страшно, что я должна кого-то позвать и попросить о помощи!
Я закричала так, что мой крик мог бы разбить стекла вдребезги. И когда тот самый мужчина вбежал в мою комнату с выпученными от испуга глазами, мне это показалось настоящим чудом. Даже если это именно я кричала, чтобы привлечь к себе внимание, а он откликнулся на мой крик. Я всмотрелась в его лицо и в конце концов узнала: это был мой сын!
– А ты тоже здесь? – спросила я с выражением человека, который упал с небес.
Он повел себя просто отлично и сразу понял, что я – его мать.
– Мама! – сказал он с волнением и взял меня за руку. – Что происходит? Ты хорошо себя чувствуешь?