Бесконечное настоящее. Правдивая история о любви, счастье и болезни Альцгеймера

О, его голос…. Я умиляюсь каждый раз, когда дети называют меня мамой.

– Я должна довязать свитер, – ответила я. – Извини, пожалуйста, но я не могу больше откладывать.

Он рассерженно вздохнул, но пообещал, что скоро принесет мне спицы и шерсть.

– Скоро – это когда? – спросила я.

– Завтра, – ответил он.

Я сделала вид, что поняла. Как бы там ни было, я ясно сказала, что свитер был для Пеппино. Он всегда злится, когда упоминаю Пеппино, но что я могу с этим поделать? Ведь Пеппино – мой жених! Неужели он хочет, чтобы я умерла старой девой?

Я задала этот вопрос мужчине, а он раскричался. У меня навернулись слезы на глаза. Тогда он сменил тон, попросил прощения и даже упал на колени передо мной так, как это делают, когда хотят сделать предложение. Мне показалось, что он даже готов был пресмыкаться передо мной, так неловко себя чувствовал оттого, что расстроил меня.

Taк вот, я уставилась ему прямо в глаза, но чем больше на него смотрела, тем больше размывался его образ. «Ну кто этот человек, который прыгает вокруг меня и столько для меня делает?» – спрашивала я себя и не находила ответа. Человек был рядом со мной, смотрел на меня с выражением, с каким смотрят на Богородицу. Тогда я решила перестать плакать, но мужчина все равно выглядел безутешным. Я еще раз на него посмотрела и вдруг поняла, что это один из моих сыновей.

Совершенно неожиданно я все вспомнила! Было такое впечатление, будто у меня в голове разорвалась какая-то бомба воспоминаний! И тут я в один момент – может быть, от слишком большой радости, что вспомнила все, – начала смеяться. Ну да, должна признаться, меня легко рассмешить. Со мной всегда так было, с самого детства. Со мной и с моей сестрой Линой: даже священник прихода Санта-Мария-дельи-Анджели по Ветеринарной улице выгнал нас из церкви несколько лет назад (тогда еще была война).

– Не приходите больше вместе, – прокричал он нам вслед, – потому что, когда вы вместе, вы смеетесь всю службу и сбиваете меня с толку!

Бедный священник, он очень заикался, пока нас отчитывал. У него были смешные очки с толстенными линзами, напоминающими дно бутылки. Его ноги были длинными, словно у циркового клоуна. Один раз, когда он попытался погнаться за нами, его ноги запутались в рясе, и он упал. Мы же согнулись от смеха, что просто взбесило священника. Если бы он нас догнал – как добрый священник, научил бы нас праведной жизни! Он бы нам задал! Кто знает, мне кажется, у него тоже была болезнь Альцгеймера, потому что он вечно что-то забывал. Скажу по правде, иногда мне вообще кажется, что эта болезнь есть практически у всех. Извините, но у меня сложилось такое впечатление…

Как бы там ни было, я была так счастлива, что снова встретила сына, что у меня вылетели слова, совершенно лишенные смысла:

– Это я, посмотри, я – твоя мать. Ты меня помнишь, узнал?

Я уже и сама поняла, что задавала абсурдные вопросы. И это заставило меня смеяться еще сильнее.

Смех для пожилых людей – ценный ресурс, очень трудно от него отказаться, потому что, когда мы смеемся, как бы плывем по течению, даем свободу и принимаем то, что жизнь пролетела в один миг, как сон, но перестаем постоянно об этом думать.

К счастью, мой сын не был таким же несимпатичным, как тот священник. Он тоже заулыбался. И для меня его улыбка – это солнышко, которое выходит из-за облаков.

Я заметила, что сын как-то странно на меня смотрел. Тогда я еще не знала, что мне придется привыкать к таким взглядам даже со стороны сыновей. Наверное, они думали, что я идиотка или сумасшедшая. Я это поняла: когда люди думают о тебе нечто подобное, у них всегда бывает именно такой взгляд…

Много раз я хотела сказать детям: «Отдайте меня в пансионат, отправьте в дом престарелых и не переживайте! Живите своей жизнью перестаньте ухаживать за мной!»

Потому что знаю, что они наверняка думали об этом… И наверняка им в голову тоже приходила мысль отдать меня в какой-то пансионат и где-нибудь закрыть. В какой-то степени они правы, ведь ухаживать за старухой – нелегкий труд.

Мне не хватало смелости сказать им, чтобы отправили меня в дом престарелых или пансионат.

Я боялась. Делайте со мной что угодно, но одиночества я не переживу. Оно меня уже давно убило бы.

– А ты который из моих сыновей? – спросила я его.

Наконец-то я успокоилась и перестала смеяться. И прежде чем он ответил, постаралась опередить его, чтобы показать свою хорошую осведомленность и добрые намерения.

– Ты Иван?

Он вдруг стал бледнее полотна.

– Мама, Иван – это кто? – спросил он тихим голосом.

– Это один из моих троих сыновей, разве не так?

– Что значит «троих»? У тебя двое детей.

Его лицо выражало разочарование или даже испуг, поэтому я перестала разговаривать. Теперь мне было стыдно: что же я была за женщина, если даже не помнила, сколько детей родила?