Бесконечное настоящее. Правдивая история о любви, счастье и болезни Альцгеймера

А между тем мама была еще здесь, передо мной, и слезы слаломом[4] стекали по лицу между извилинами пораженной части кожи на бледной щеке. Они задерживались в трещинках на горельефе[5], который опухоль (к счастью, доброкачественная) вылепила на мамином лице, делая кожу в этом месте похожей на древесную кору.

Мамины слезы казались мне струйками воды из крошечного источника, а соцветия на коже напоминали мох, облепивший влажную скалу. Они становились все более невыносимыми, проникая внутрь и пропитывая меня насквозь. Ее одиночество становилось моим. Боль связывала нас, создавая экстремальную близость, такую же таинственную, как сама загадка жизни. Таинство, призванное объяснить, как близость матери и сына в нормальной жизни делает их одним целым. Все мое прошлое, всю человеческую эволюцию можно было найти в этих слезах.

Любовь – это боль, которую я познал благодаря маме и через нее. Она стала моей точкой отсчета, учением о жизни, о внутренней пустоте и об отчаянном желании побороть ее.

Бывало, когда мама бредила, я тоже впадал в легкое бредовое состояние и размышлял о том, как сделаю все от меня зависящее, чтобы сторицей вернуть маме любовь, которую она мне подарила, и никогда не перестану бороться. Все эти мысли принимали форму героических картин, немного сумасшедших и затмевающих мой разум: вот я вижу себя среди развалин воображаемого города, но продолжаю битву среди этих рушащихся бастионов, в одиночку защищая до последней капли крови, сам не зная кого и от чего[6]…

Глава 5 По секрету всему свету!

Нет такой боли, которую не смогла бы унять материнская любовь

Неаполитанская поговорка

Я уже не помню, о чем говорила… (У меня немного болит рука, поэтому я иногда останавливаюсь, но проблема в том, что потом все забываю!)

Я сижу в своем привычном кресле – оно стало островом, куда меня выбросила буря судьбы, как останки корабля после урагана. Поделюсь с вами проблемой: я не знаю, кому принадлежит дом, где нахожусь. Я живу здесь уже много дней, а мои дети пропали. Они наведываются набегами, как получится. Вместо них здесь живет чей-то ребенок, который приходит и уходит. Иногда он столько бегает, что это вызывает у меня головную боль. Как бы мне хотелось, чтобы мой Пеппино приехал и забрал меня домой… По правде сказать, я немного боюсь, потому что дом, по-моему, наполнен привидениями. И еще как наполнен. Я слышала, как плакал новорожденный, несмотря на то что все говорят, что его нет. Я видела собаку, a они говорят, что в доме нет собак. Потом я видела старушку, ту самую, которая встает возле двери в ванную комнату и смотрит на меня, когда я сплю. Я ее видела – ну как они могут говорить, что ее нет?

Та женщина, блондинка, – очень добрая, воспитанная, которая иногда готовит мне еду, говорит, что это – мой дом. Да уж, конечно… Хоть этот дом и кажется мне знакомым. Наверное, я приезжала сюда в отпуск несколько лет назад.

Отсюда, со своего кресла, я вижу перекресток и большое красное здание. Они называют его музеем. Еще я вижу небольшой кусок неба. Это небо я точно помню, оно напоминает мне фразу, которая меня смешит: небо у меня на голове!

Уличное движение здесь не прекращается. Мне лично нравится весь этот неаполитанский бардак. Знаю, что я в Неаполе. Я здесь выросла, хоть и не в этом квартале.

Сейчас я не помню, сколько дней осталось до Рождества, а ведь еще нужно довязать свитер… Чем больше я об этом думаю, тем сильнее очередная волна моей тревоги.

Почему у меня такое впечатление, что в доме никого нет? Где мои сестры? Где мама?

Как бы там ни было, я никогда не пойму людей, которые плохо говорят о Неаполе. Неужели есть на свете идеальный город? Нет… Боже мой, почему вы не можете просто наслаждаться городом, где родились, и перестать жаловаться. Мне прямо любопытно, сколько других городов мира могут похвастаться такой же красотой, как Неаполь? Я вас умоляю…

В комнате меня окружают воспоминания всей моей жизни. Это мой дом, даже если они хотят внушить мне, что я здесь только на правах квартирантки…

Как я уже говорила, в это кресло меня выбросило море, и фактически все, что здесь есть, – мебель, домашняя утварь, картины – меня охраняет, как каменистый риф.

Почему у меня такие маленькие руки?

Я хотела бы показать вам свой мизинчик. Тот, что на лево… нет, на правой руке, по-моему. Мама родная, каким он стал маленьким, этот мизинчик! Интересно, почему? Уж не означает ли это чего-то плохого?

На днях я спросила об этом его – того, что всегда приходит меня навестить:

– Извини, ты не считаешь, что у меня слишком маленькая рука? Как по-твоему? Посмотри на эти пальцы…

– Я вижу красивую руку, – ответил он, делая комплимент, который всегда приятно слышать. Но я никому не позволю вводить меня в заблуждение.

– Да, но посмотри на мизинец! Видишь, он стал слишком маленьким?