Бесов Холм. Том 1

Пятнадцать загорелых мужчин шагали по пыльной улице. Один из них держал за руку маленькую девочку. Их обветренные насупленные лица обещали неприятности любому, кто рискнёт встать у них на пути. Они знали порядки таких мест. Умение владеть сталью и количество воинов у тебя за спиной здесь перевешивало благородное происхождение и золото в твоих сундуках.

Впереди на небольшой площади собрался с десяток-другой зевак. Перед ними на пузатой просмолённой бочке, как изваяние на пьедестале, с воздетыми к небу руками застыл человек. Иссушенный солнцем драный балахон мешком висел на тщедушном теле, старческие крючковатые пальцы изогнулись в страдании, лицо выражало безысходную горечь и отчаяние. Словно искушённый актёр столичного театра, он держал паузу, ожидая, пока наберётся полный зал зрителей. Увидев подошедших Вольных, он счёл количество собравшихся достаточным и неожиданно громко стал выкрикивать заученный наизусть текст:

– Внемлите мне, о люди добрые! Сохраните знания сии для потомков своих и разнесите их по всей земле, вам ведомой!

От неожиданно сложного для собравшихся пьянчуг слога толпа затихла. Вольные с интересом наблюдали за разворачивающимся представлением. В ветхом, потерявшем цвет балахоне ещё узнавался наряд мага, но выражался бродяга, как заправский церковный жрец.

– Непостижимы для людей мысли и побуждения тех, кого прозываем Богами мы! Кого восхваляем мы и кому молитвы наши предназначены! Но жизнь человеческая для них есть песчинка в бесконечной пустыне времени и так же мала!

– Ёмтыть! Да ето ж – Юродя Фриг! – крикнул кто-то из толпы. – На той седмице его в Армуде видал! Всякую херату вещает!

– Чародей первой ступени Фригстан! – гордо поправил его выступающий.

Откашлявшись, он попытался пригладить торчащие во все стороны немытые волосы и, придав голосу прежнюю силу, продолжил:

– Злые языки и глупость народная прозвали меня безумцем. Но безумен не я, но весь этот мир, своей печальной судьбы не разумеющий! Внемлите! Веселья ради, от скуки али по жестокости своей играют Божества судьбами нашими! Триглава ли, аль Братья Тёмные – всё едино!

– Заряжай, холопцы, тухлятенки! Сейчас уволень энтот Трихлаву мазать начнёт! – послышался всё тот же голос из толпы.

– В назначенный час выбирают они двух агнцев среди живущих и посулами ложными обещают им власть великую, коли допустят сии агнцы одного из Богов в чисто тело своё! – Фригстан добавил в голос напевности и принялся раскачиваться на бочке. – И вот, получив дозволение, собирают они вокруг себя прислужников и идут войною на себе подобного, дабы принести в мир смерть и разорение, себе на потеху!

Толпа начала недовольно пыхтеть. Послышались проклятия и угрозы, но пока никто не спешил действовать: понять, каких именно, Светлых или Тёмных божеств оскорбил сейчас безумный бродяга, было сложно.

– А вот коли каждый из нас откажется служить им орудием и отринет навсегда веру ложную, разумеют коли живущие, что всякая вера есть раболепство и принижение, тогда откроется каждому истина! Лишь Источнику Великому служить надобно! Ибо не служба то, а изначальный закон великого мироздания! И Сила Источника может уравнять человека с Богом!

– Эма как! Бохом побыти захотил, обшар ничимный? Проваливай отсель, холуй столичный. Ничохо туть народ баломутить! – Неопознанный тухлый овощ пролетел мимо, не оскорбив голосящего попаданием.

– Горе! Горе всем нам и мне, окаянному! Провидением был направлен я сюда, люди добрые! – слез со своей сцены и начал рвать на себе и без того худую одежду безумный пророк.

– Где ты здесь увидал добрых людей?! Они-то поутру ужо все закончилися! – Эта реплика из толпы вызвала дружный гогот и свист слушателей, и вместе с тем настроила их скорее на язвительное подтрунивание, чем на расправу.

– Люди добрые, – не унимался Фригстан, – ночью вчерашней, под страшной луной, вошёл в мир наш один из Тёмных. Свершилось! Найден был агнец первый и дозволение дал Богу Древнему и тело своё отдал ему в услужение!

– Вчера Мариска под страшной луной ажно пятерым отдала тело своё в услужение! – крикнул очередной шутник, развеселив толпу до безумного хохота. Шлюху Мариску тут знали все и уважали её за непритязательность к клиентам и дешевизну.

– А кто это Мариска? – дёрнула за рукав Аксена Эйрин.

– Пошли, нечего тебе эту чушь слушать! Да и к похабщине тебе ещё рано привыкать, – бросил Аксен и потянул маленькую знахарку за собой. Вольные зашагали вслед, оставив полоумного прорицателя веселящейся толпе.

Взглядом и пинками разгоняя местную пьянь с дороги, они спустились к пристани. На приколе стояло несколько худых лодок и одна новенькая ладья. Богато расписанная пегими черестинскими скакунами, славившимися на всю Эделию, она резко контрастировала с ветхими портовыми помостами. Как высокорождённый, разодетый в шелка франт притягивает взгляды озлобленных нищих из нижних кварталов Ладоса, эта красавица, сошедшая с лучших верфей приморского княжества Черестин, манила к себе весь разбойный люд Вартена.