Бесов нос. Волки Одина

– Мы вместе только потому, что в нашей российской саванне в одиночку не выживешь: на пастбище сожрут львы или гиены, на водопое или на переправе – крокодилы. Их много теперь со всех сторон развелось и они научились ловко охотиться на тех, кто отбился от стада. Но внутри нашего стадного единства мы еще более одиноки, чем несчастные антилопы. Те, например, живут большими семьями. А у нас… Я недавно не поленился и выяснил в деканате: у моих студентов чуть ли не у каждого третьего нет отца… У антилоп и у зебр есть косяки, тесные объединения иногда в сотню животных, которыми они защищаются от хищников. А кто из нас ныне может похвастаться тем, что у него есть хотя бы пять настоящих друзей… Как недавно заметил один из известных политологов – не у Францева, а на одной из ваших телевизионных ораловок, как я их называю: в России люди перестали дружить, а все разбились на маленькие политические группировки, – так он сказал.

Профессор снова уперся взглядом в Ведущего, ожидая, что тот хотя бы на «ораловку» отреагирует. Но Трулль теперь внимательно разглядывал тянувшиеся к поплавкам тросы.

– Мы сами, как гиены себя ведем, – Сенявин глотнул коньяка и будто оскалился. – «Не имей корову – пусть она у соседа сдохнет». Слышали такую замечательную русскую пословицу?

– Я другую слышал: «Пусть лучше у меня корова сдохнет, чем у соседа будут две», – откликнулся Петрович.

– Не важно! Какая разница?! – с досадой воскликнул Профессор. – Важно, что в этой поговорке отразилось одно из основных свойств русской души, имя которому зависть. Свойство это, не побоюсь утверждать, – для нас традиционное, историческое. Всю нашу историю можно через зависть исследовать. У нас через нее, русскую зависть, если угодно, и монголо-татарское иго образовалось. Потому как, если бы наши князьки друг другу не завидовали; если бы во Владимире не мечтали о том, чтобы в Киеве непременно сдохли коровы; если бы Москва не готова была пухнуть с голоду и терпеть три литовские осады, лишь бы в проклятой Твери не только коровы – паршивой овцы не осталось… Помню, однажды я в этом ключе прочел лекцию по четырнадцатому веку нашей истории, о Калите, об Иване Красном, Дмитрии Донском, ну и, понятное дело, о Михаиле Тверском, Олеге Рязанском, Ольгерде Литовском, Мамае Ордынском. После лекции студенты меня окружили и благодарили за то, что я им, дескать, открыл глаза на многие события нашей истории, не только в четырнадцатом веке. А одна студентка, пребывая в состоянии истинно русского гимназического восторга, воскликнула: «Андрей Владимирович, дорогой! Я всегда чувствовала, что Андрей Болконский завидовал Пьеру Безухову. Теперь же, после вашей замечательной лекции, я поняла, что и Онегин влюбился в Татьяну из зависти к генералу!»… По-моему, говоря языком Достоевского, цельную мысль выразила… Я, право, не уверен, что из зависти можно кого-нибудь полюбить… Но ненависть, господа, ненависть зависть рождает убийственную. Недаром Пушкин свою маленькую трагедию «Моцарт и Сальери» первоначально назвал «Зависть».

– Разве Сальери не итальянцем был? Разве у других народов нет зависти? – наконец-то возразил Ведущий, отвернувшись от стоявших на раме спиннингов. На его лице не было улыбки.

«Снова клюнуло!» – подумалось Андрею Владимировичу, и следом за этим задорно: – «Ты мне перестал улыбаться – ну так я тебе обязательно улыбнусь».