Бесов нос. Волки Одина

– Не вопрос. Раз вы велели, думаю, сразу на две клюнет, – пообещал Петрович и снова обратился к Профессору:

– Выходит, власть – такая же сволочь, как и народ?

Профессор безмолвствовал.

– В чем же тогда разница между четвертой и пятой комнатами? Если снизу считать…

Сенявин не отвечал.

– Правильно, профессор! – вдруг радостно воскликнул Петрович. – Кто же без гонорара работает?! Позвольте вам еще коньячку предложить?!

«Теперь и эта безносая чухня принялась надо мной подтрунивать! Поделом тебе! Распустил! Черт знает перед кем устроил, понимаешь, игру в бисер!» – вроде бы сердито зашевелилось и стало всплывать у Андрея Владимировича. Но он этому всплывающему даже обрадовался.

– Ничего вы не поняли, гражданин-товарищ драйвер! – объявил Профессор. – Разница между народом и властью – огромная, и в этом едва ли не основная беда России. Со времен древних варягов между ними была пропасть. И пропасть эта то сужалась, то снова расширялась, но никогда не исчезала, как в других странах. В послепетровские времена дело дошло до того, что власть отказалась от русского языка и заговорила на иностранном, непонятном для народа языке. На каком языке Татьяна писала свое знаменитое письмо Онегину? Представьте себе, на французском! И когда наши солдатики разгромили наполеоновские армии, добрались до Франции, взяли Париж, а потом вернулись обратно, они с удивлением рассказывали односельчанам: «Диковинная страна! У них там даже крестьяне говорят по-французски!»… У Толстого в «Войне и мире» есть некий господин Билибин, русский дипломат, который со всеми говорил исключительно по-французски, а по-русски произносил только те слова, которые презрительно хотел подчеркнуть… До какой же степени надо не уважать свой народ, чтобы даже языком его брезговать?!

Петрович хотел что-то сказать. Но Профессор погрозил ему пальцем и воскликнул, глядя уже не на Драйвера, а в сторону Ведущего:

– И при таком хамском отношении к своему народу, которого мы больше ни в одном европейском государстве не встретим, наши Русские Власти, заметьте, всегда считали, что этот презираемый, унижаемый и угнетаемый ими народ им всем обязан. Мы тебя презираем, а ты нас чти. Мы тебя грабим, а ты нас корми. Верой и правдой изволь нам служить. Потому что ты – народ православный. И, стало быть, «нет власти, аще не от Бога». И мы – твоя Богом данная власть. Мы для тебя Родина и Отечество в едином лице! И ежели ты нас не слушаешься, не ценишь, бери выше, не любишь, значит ты – не русский и не патриот! Потому что русский человек рожден патриотом, и в этом его главное отличие от всех других языков и народов!

Профессор ненадолго умолк. Но когда Драйвер попробовал вставить: – Так я же… – Сенявин снова погрозил ему пальцем и продолжал:

– Это вид из комнаты власти. А из комнаты народа совсем другой вид открывается, и другие чувства там царят. Прежде всего страх. В России народ всегда боялся и боится власть имущих. Он слишком ощущает на себе их беспредел. На своем горьком опыте он знает, что чиновник всегда окажется сильнее его, и что сладить человеку с чиновником у нас возможно лишь с помощью другого чиновника, если удастся привлечь его на свою сторону… Страх рождает закономерное желание держаться подальше от всяких властей, особенно от тех, которые в других странах призваны защищать тебя и твои человеческие права. В Англии, например, уже во времена Шекспира – а нас, уважаемый Анатолий Петрович, на всякий случай напоминаю, нас от великого драматурга отделяют четыреста лет, – в шекспировские, говорю, времена у них, в Англии, по каждому спорному вопросу было принято обращаться в суд; у них это уже тогда в моде было: воспользоваться силой закона и с помощью судьи доказать свои права и поставить обидчика на место. У нас же… Стоит ли говорить, что с давних времен у нас обращение в суд считалось чуть ли не бедствием? Ведь говорится в народе: «закон – что дышло: куда повернешь – туда и вышло». И еще говорится: «Пошел в суд в кафтане, а вышел нагишом». «До суда три шага, а из суда и за год не дойдешь»… Это ведь тоже, друзья, «предками данная мудрость народная», как у нас в гимне поется!.. Но так как у нас от власти никуда не денешься, эта Русская Гидра тебя чуть ли не на каждом шагу подстерегает, высовывая свои жадные головы, то сперва ты начинаешь перед ней заискивать, в надежде: авось не тронет, авось, если отнимет у тебя, то самое малое. Но так как она никогда малым не ограничивается и отнимает у тебя не только малое, но и большое, то ты, продолжая ее бояться, сам начинаешь беспредельничать: обманывать, утаивать, воровать и у нее, у Гидры, и у своих собратьев по сволочи… Этих беспредельничающих среди наших «мужиков» немало, и чем наша Гидра слабее, тем больше они у нее утаскивают из-под носа, как шустрые и голодные воробьи – у ожиревших и неповоротливых голубей…

Профессор снова сделал паузу. Петрович на этот раз не пытался ничего вставить, а лишь несколько раз согласно кивнул головой.