Бесплодная земля

              Речной шатер опал; последние пальцы листьев
              Цепляются за мокрый берег. Ветер
              Пробегает неслышно по бурой земле. Нимфы ушли.
              Милая Темза, тише, не кончил я песнь мою.
              На реке ни пустых бутылок, ни пестрых оберток,
              Ни носовых платков, ни коробков, ни окурков,
              Ни прочего реквизита летних ночей. Нимфы ушли.
              И их друзья, шалопаи, наследники директоров Сити,
              Тоже ушли и адресов не оставили.
              У вод леманских сидел я и плакал...
              Милая Темза, тише, не кончил я песнь мою,
              Милая Темза, тише, ибо негромко я и недолго пою.
              Ибо в холодном ветре не слышу иных вестей,
              Кроме хихиканья смерти и лязга костей.

              Сквозь травы тихо кравшаяся крыса

              Тащилась скользким брюхом по земле,
              А я удил над выцветшим каналом
              За газовым заводом в зимний вечер
              И думал о царе, погибшем брате,
              И о царе отце, погибшем прежде.
              В сырой низине белые тела,
              С сухой мансарды от пробежки крысьей
              Порою донесется стук костей.
              А за спиною, вместо новостей,
              Гудки машин: весной в такой машине
              К девицам миссис Портер ездит Суини.
              Ах, льет сиянье месяц золотой
              На миссис Портер с дочкой молодой
              Что моют ноги содовой водой
              Et, O ces voix d’enfants, chantant dans la coupole![7]    

              Щелк щелк щелк.

              Упрек упрек упрек
              Осиленной так грубо.
              Терей

              Призрачный город

              В буром тумане зимнего полудня
              Мистер Евгенидис, купец из Смирны, -
              Небритость, полный карман коринки,
              Стоимость-страхование-фрахт, Лондон, -
              Пригласил на вульгарном французском
              Отобедать в отеле "Кеннон-стрит",
              После - уик-энд в "Метрополе".

              В лиловый час, когда глаза и спины

              Из-за конторок поднимаются, когда людская
              Машина в ожидании дрожит, как таксомотор, -
              Я, Тиресий, пророк, дрожащий меж полами,
              Слепой старик со сморщенною женской грудью.
              В лиловый час я вижу, как с делами
              Разделавшись, к домам влекутся люди,
              Плывет моряк, уже вернулась машинистка,
              Объедки прибраны, консервы на столе.
              Белье рискует за окно удрать,
              Но все же сушится, пока лучи заката не потухли,
              А на диване (по ночам кровать) -
              Чулки, подвязки, лифчики и туфли.
              Я, старикашка с дряблой женской грудью,
              Все видя, не предвижу новостей -
              Я сам имел намеченных гостей.
              Вот гость, прыщавый страховой агент,
              Мальчишка с фанаберией в манере,
              Что о плебействе говорит верней, чем
              Цилиндр - о брэдфордском миллионере.
              Найдя, что время действовать настало,
              Он сонную от ужина ласкает,
              Будя в ней страсть, чего она нимало
              Не отвергает и не привлекает.
              Взвинтясь, он переходит в наступленье,
              Ползущим пальцам нет сопротивленья,
              Тщеславие не видит ущемленья
              В объятиях без взаимного влеченья.
              (А я, Тиресий, знаю наперед
              Все, что бывает при таком визите -
              Я у фиванских восседал ворот
              И брел среди отверженных в Аиде.)
              Отеческий прощальный поцелуй,
              И он впотьмах на лестницу выходит...

              Едва ли зная об его уходе,

              Она у зеркала стоит мгновенье;
              В мозгу полувозникло что-то, вроде
              "Ну, вот и все", - и выдох облегченья,
              Когда в грехе красавица, она,
              По комнате бредя, как бы спросонья,
              Рукой поправит прядь, уже одна,
              И что-то заведет на граммофоне.

              "Музыка подкралась по воде"

              По Стрэнду, вверх по Куин-Виктория-стрит.
              О Город, город, я порою слышу
              Перед пивной на Лоуэр-Темз-стрит
              Приятное похныкиванье мандолины,
              А за стеной кричат, стучат мужчины -
              То заседают в полдень рыбаки; а за другой стеной
              Великомученика своды блещут несказанно
              По-ионийски золотом и белизной.

                        Дегтем и нефтью

                        Потеет река
                        Баржи дрейфуют
                        В зыби прилива
                        Красные паруса
                        Терпеливо
                        Ждут облегчающего ветерка.
                        Бревна плывут
                        Возле бортов
                        К Гринвичу
                        Мимо Острова Псов.

                             Вейалала лейа

                             Валлала лейалала

                        Елизавета и Лестер

                        В ладье с кормой
                        В виде раззолоченной
                        Раковины морской
                        Красный и золотой
                        Играет прилив
                        Линией береговой
                        Юго-западный ветер
                        Несет по теченью
                        Колокольный звон
                        Белые башни

                             Вейалала лейа

                             Валлала лейалала

              "Место рожденья - Хайбери. Место растленья

              Ричмонд. Трамваи, пыльные парки,
              В Ричмонде я задрала колени
              В узкой байдарке".

              "Ногами я в Мургейте, а под ногами

              Сердце. Я не кричала.
              После он плакал. Знаете сами.
              Клялся начать жить сначала".

              "В Маргейте возле пляжа.

              Я связь ничего
              С ничем.
              Обломки грязных ногтей не пропажа.
              Мои старики, они уж не ждут совсем
              Ничего".

                      ла ла

                   Я путь направил в Карфаген

              Горящий горящий горящий

              О Господи Ты выхватишь меня
              О Господи Ты выхватишь

                            горящий