– Спасибо, Джон, – бесконечно спокойным голосом сказала мисс Эйвери. – А сейчас, прежде чем вы сдадите мне свои "Итоговые эссе", которые, без сомнения, все написаны прекрасно, очень тонко, очень по теме и очень
С этими словами она подала Дэвиду Суррею маленькую стопку размноженных на ксероксе листков. Дэвид принялся раздавать их, а Джейк раскрыл свою папку, чтобы напоследок взглянуть, что же написал о своем понимании истины. Его неподдельный интерес объяснялся тем, что он совершенно не помнил, чтобы писал сочинение, – так же, как не помнил, готовился ли к французскому.
Недоумевая, с нарастающим беспокойством он посмотрел на титульный лист. В центре красовалось аккуратно напечатанное "Джон Чэмберс. МОЕ ПОНИМАНИЕ ИСТИНЫ". Ничего странного или необычного в этом не было, но под заголовком он для чего-то наклеил две фотографии. На одной – дверь (возможно, дверь дома номер десять по Даунинг-стрит [в Лондоне, в доме номер 10 по Даунинг-стрит помещается Министерство иностранных дел Великобритании], мелькнуло у Джейка в голове), на второй – поезд компании "Амтрак". Снимки были цветные, явно вырезанные из какого-то журнала.
"Зачем я это сделал? И
Джейк перевернул страницу и уставился на собственно "Итоговое эссе", не в силах ни поверить своим глазам, ни понять, что видит. Потом в тумане шока робко забрезжило прозрение: все-таки случилось. Он все-таки свихнулся до такой степени, что окружающие сумеют это понять.
– 3 -
Джон Чэмберс
МОЕ ПОНИМАНИЕ ИСТИНЫ
"Я покажу тебе ужас в пригоршне праха".
"Сперва я счел – он каждым словом лжет".
"Стрелок – истина.
Роланд – истина.
Невольник – истина.
Владычица Теней – истина.
Невольник и Владычица Теней поженились. Это истина.
Постоялый двор – истина.
Говорящий Демон – истина.
Мы сошли под горы, и это истина.
Под горами были чудовища. Это истина.
Один из них просовывал между ног наконечник от бензонасоса
"Амоко" и притворялся, будто это его член. Это истина.
Роланд позволил мне погибнуть. Это истина.
Я по-прежнему люблю его.
Вот истина."
– …и
Далеко. В далеком далеке. Джейк дрожащей рукой перелистнул первую страницу своего "Итогового эссе", оставив на бумаге темное пятнышко пота, и обратился ко второй.
Что растворяется, но не исчезает? Дверь, и это истина.
Блейн – истина.
Блейн – истина.
Что сказала сыну тень отца Гамлета? В здоровом замке – здоровый дух, и это истина.
Блейн – истина.
За Блейном нужен глаз да глаз. Блейн – мучитель, и это истина.
Я совершенно уверен, что Блейн опасен, и это истина.
Когда часы опасны? Когда они бьют, и это истина.
Блейн – истина.
Я хочу вернуться, и это – истина.
Я должен вернуться, и это – истина.
Если я не вернусь, я сойду с ума, и это – истина.
Если я не найду камень розу дверь, домой возврата нет, и это истина.
Чух-чух, и это – истина.
Чух-чух. Чух-чух.
Чух-чух. Чух-чух. Чух-чух.
Чух-чух. Чух-чух. Чух-чух. Чух-чух.
Я боюсь. Это – истина.
Чух-чух.
Джейк медленно оторвал взгляд от листа. Сердце у него колотилось так сильно, что перед глазами плясал яркий свет – каждый отчаянный толчок в груди отзывался коротким слепящим сполохом, словно сетчатка Джейка запечатлела работу фотовспышки.
Воображение нарисовало ему мисс Эйвери, протягивающую его "Итоговое эссе" родителям. Рядом с мисс Эйвери стоял мистер Биссетт, серьезный и мрачный. Джейк услышал бесцветный внятный голос мисс Эйвери: "Ваш сын серьезно болен. Если нужны доказательства, вот его "Итоговое эссе" – взгляните".
"Уже около трех недель Джон сам не свой", – прибавил мистер Биссетт. – "По временам он кажется испуганным, и постоянно – как в тумане… где-то витает, если вы понимаете, о чем я. Je pense John est fou… comprenez-vous?" (Я думаю, Джон сошел с ума… понимаете? – фр.)
Снова мисс Эйвери: "Вы случайно не держите дома сильнодействующие психотропные средства? Джон не может иметь к ним доступ?"
Насчет психотропных средств Джейк был не в курсе, зато знал, что в нижнем ящике письменного стола у себя в кабинете отец держит несколько граммов кокаина. И непременно решит, что сын запустил туда руку.