Беспредельщик

Его слегка ведет в сторону — лжет и не краснеет. Врач это видит тоже.

— Я настаиваю на госпитализации, — говорит она.

— Нет, — отрезает он и пытается выбраться из машины.

— Алекс, пожалуйста! — умоляю я.

— Вы жена? — врач смотрит на меня, несмотря на возраст, у нее серьезные и уставшие глаза, словно она лет на двадцать себя старше. — Это контузия. Ему срочно нужно в больницу…

— Нет, я сказал, — резко обрывает он, выбирается наружу, и я тороплюсь следом. — Сейчас не до больниц, куколка, отца убили. Пока не узнаю, кто, тебя не оставлю одну.

Пока Алекс щурится на свет и смотрит по сторонам, пытаясь понять, что дальше, я беру его за руку и всем телом прижимаюсь к плечу. Мне страшно за него и приятно, что он обо мне беспокоится.

К нам подходит сотрудник.

— Вы можете говорить? — а когда Алекс кивает, отводит к патрульной машине.

На заднем сиденье мы устраиваемся вместе. В салоне следователь и еще один человек в форме.

— Вы помните, в какой момент произошел взрыв? Что происходило перед этим?

— Мы с отцом шли к машине.

— К какой машине?

— Не знаю, — Алекс собирается с мыслями, у него потерянный взгляд, словно он еще не собрал кусочки этой мозаики. — Наверное, к его. Я просто шел за ним. Взрыв прогремел неожиданно. Даже не сразу понял, что взорвалось, где…

Я больше не слушаю и смотрю в окно. Алекс расскажет не все: точно не о Захарове и нашей сделке. При мысли, что это мог сделать Толя, меня прошибает холодный пот.

— Я не знаю, кто… У отца было много врагов, — твердит Алекс. — Мне хреново, можно закончить на сегодня?

Несколько вопросов задают и мне: не видела ли я чего подозрительного и что помню. Я отвечаю, что во время взрыва была около могилы и почти ничего не видела.

Нас отпускают домой.

«Мустанг» уцелел, но пока его придется оставить. Нас отвезут на патрульной машине. Алекс обнимает меня двумя руками, и утыкается губами в макушку. У него горячее дыхание и дышит он реже, чем обычно.

— Куколка… — болезненно стонет он.

Дома Алекс падает на стул на кухне и сидит неподвижно, уронив голову. Я боюсь его тревожить. В этой каменной неподвижности горе и шок. Я быстро расстегиваю и снимаю пальто, подхожу, опускаюсь на колени, чтобы заглянуть в глаза. Убираю со лба волосы. Он прячет от меня лицо в ладонях. Ему плохо — и физически, и морально.

Понимаю. Мне нечего ему сказать, а он не хочет меня видеть.

По дороге я прочла, что при контузии нужен покой. Все что я могу — просто помочь. Нужно снять с него провонявший гарью и кислятиной костюм, убедить помыться и лечь. Вместо этого я мочу в теплой воде полотенце и начинаю вытирать ему руки, а когда он опускает их, то и лицо.

«Все будет хорошо» — хочется сказать мне. Утешить, как ребенка. Для меня главное, что жив он. Но когда Алекс смотрит на меня, у него хоть и поплывший, но холодный взгляд.

— Вовремя он завещание переписал, да? — говорит он, и я неуверенно застываю. — Ника, это либо Захаров, либо кто-то из наших. Если Захаров, я его недооценил.

Край полотенца, которым я промокала ему бровь, задрожал. Недооценил?

— Я не знаю, как они это сделали, это невозможно. Им я не сказал. Они на этих машинах приехали, их охраняли, их не успели бы заминировать. Может быть, это кто-то из своих. Из семьи, — добавляет Алекс.

Я хмурюсь, вспоминая как поражен был его брат, когда прогремел взрыв. Он заставил меня лечь, затем спрятал за памятником. Не похоже, что взрыв мог устроить он.

— Ты что-то вспомнила?

— Меня твой брат прикрыл. Я не думаю, что это он.

Это Толя. Для меня очевидно и доказательства не нужны. Алекс ведь хотел выманить его, заставить действовать — вот, пожалуйста… Значит, он знает, где мы. Знает, где я.

— Куколка, мне нужно отоспаться. Прости, мне хреново.

Он расстегивает грязную сорочку, поднимается и, сшибая плечом углы, плетется в комнату. Когда я выхожу за ним, он уже в постели.

Алекс не может ни спать, ни бодрствовать. Стонет. Я сижу на кухне, пью горький чай — кровать одна, а рядом с больным спать невозможно. Он мучается до вечера, затем встает, проходит мимо кухни, я слышу, как Алекса рвет в туалете. Мне дико страшно, мысли о том, что Толя может знать, где я нахожусь и за меня некому заступиться, буквально парализуют. Но я заставляю себя встать, вновь мочу полотенце в холодной воде, помогаю мужу умыться и веду обратно в постель. Я кладу на лоб холодное полотенце, ухаживаю за ним до утра.

— Если хочешь, я вызову врача, — предлагаю я.

— Не надо, куколка, — шепчет Алекс и, наконец, переворачивается на бок. Дыхание становится глубже, кажется, дремлет. Я глажу его влажные волосы. Так рада, что он жив — на одну безумную секунду я допустила, что потеряла его в том взрыве…

Я засыпаю, положив голову ему на плечо, а на рассвете меня будит звонок телефона.

Глава 24

Я хватаю телефон и скорее иду на кухню.

Алекс всю ночь мучился и недавно заснул — не хочу его будить. Но пока я шла, звонок сбросили. Я кладу трубку на стол, разминаю затекшую шею. Ночь у постели больного — это тяжко. Раньше я сидела с дочкой, когда она болела. Теперь это Алекс.