Беспризорник Кешка и его друзья

Прошло три дня, прошел четвертый, а машинист не возвращался. Ребята загрустили. Первое время теплая и относительно сытая жизнь их радовала, но к концу пятого дня им надоело сидеть дома, и они сходили на вокзал, где узнали, что будет ярмарка.

В воскресенье спозаранку мальчики пошли на базар. Наевшись кукурузной каши, оставшейся с вечера, они шли не торопясь, время от времени перебрасываясь малозначащими словами. По дороге заглядывали в кюветы, под заборы, и когда кто-нибудь из них подбирал скомканную бумажку, остальные смотрели — нет ли там чего-нибудь интересного. Корешок в мусоре, выброшенном лавочником, нашел сломанные ножницы и закричал:

— Чур, не делить! Чур, это мое!

Лу позавидовал Корешку, несколько минут рылся сам, но ничего не нашел. А Корешок уже запрятал находку в карман.

Мальчики переходили с одной улицы на другую, осмотрели несколько мусорных ящиков и остановились возле витрины продуктовой лавки.

— Эх, вот эту бы колбасу к нашей каше, — сказал Лу, показывая на выставленные в витрине колбасные муляжи, блестевшие свежей восковой поверхностью.

Сытый Корешок вытащил из оттопыренного кармана небольшой осколок зеркала, посмотрел в него и спросил у Лу, показывая на свою шапку с неподвязанными ушами:

— Идет?

— Как корове седло! — засмеялся тот.

— Сам ты корова с седлом! — рассердился Корешок и поправил шапку чуть набок, с фасоном.

Ребят нагнала хлебная повозка. На козлах сидел старик, понукая гнедую лошадь. Как ни заманчив был далеко разносившийся запах свежеиспеченного хлеба, мальчики за этой повозкой не пошли, зная, что «Бородач», как звали они возницу, сам нагружал и сам выгружал булки, а все крошки из ящиков выметал и забирал с собой. У кондитерской остановилась другая повозка. Этот возница давал изредка ребятам хлеб, и они обрадовались.

— Дядя, помочь тебе хлеб носить? — спросил Кешка.

Возница промолчал.

— Брюхо болит… чо-то есть хочется, — надеясь разжалобить возницу, страдальчески сказал Корешок, гладя ладошкой по животу.

— Хозяин ругается! — отмахнулся возница, ловко доставая хлеб. А немного погодя добавил: — Ладно уж, таскайте, только быстро и не уроните булки.

Беспризорники от радости запрыгали. Когда возница становился к ним спиной, они украдкой отрывали от круглых булок «заусеницы» и незаметно жевали. Корешок думал: «А что если бы три булки дали? Все бы и съел!..»

Когда работа приблизилась к концу, вышел приказчик и разогнал мальчиков.

3

Над громадной базарной площадью, на которой разместилось бы целое городище, сотнями кружили голуби, а на земле, под ногами у лошадей, копошились воробьи.

Ярмарка шумела и клокотала. В центре толкучки, около фургона, плясала молодая черноокая цыганка. Она то легко взлетала, то скользила по насту, то прохаживалась по кругу, била в старинный тамбурин и звенела серебряными браслетами на запястьях, а расступившаяся толпа гудела: отовсюду неслись возгласы одобрения, хлопали ладоши.

Тут же рядом разбитной барахольщик махал подолом юбки перед носом старика:

— Купи, мужик, юбку! Купи!

— Зачем мне юбка? Ей цена — копейка в базарный день.

— Купи, чудак! Баба ругать не будет!

Он полез в жилетный кармашек, понюхал табаку, а потом круто повернулся к женщине-торговке и хлопнул ее тяжелой рукой по спине:

Эх, сыпь, Семеновна,
Подсыпай, Семеновна,
У тебя, Семеновна,
Юбка клешь, Семеновна!

Невдалеке, прямо на снегу, предприимчивый шулер разыгрывал из себя пьяного; тасуя колоду потрепанных атласных карт, он бойко выкрикивал:

— Ну с кем сыграем на интерес?! Шевелись, у кого деньги завелись! Красная — програё, черная — выграё! Ну, дядька Яков, ставь деньги на кон: рупь поставишь — два возьмешь!

Передразнивая шулера, Кешка крикнул:

— А два поставишь — шиш возьмешь!

— А ты, малыш, — отозвался шулер, — распроваливай отсюда! У тебя, малыш, в одном кармане — вошь на аркане, а в другом — блоха на цепи!

Ленька дернул Корешка за рукав:

— Наверно, пьяный? Или придуривается?

— Пошли, чо стоять? — подтолкнул Корешок Кешку.

Беспризорники обошли стороной древнего старика, продававшего в ведре из бересты приворотное зелье, и свернули к сбруйному ряду. Там на прилавках, стенах и дверях висели простые и выездные хомуты, вожжи, уздечки с медными кольцами и без колец, супони, седелки, чересседельники, подпруги, сыромятные ремни и постромки, попоны, брезентовые торбы. Здесь густо пахло колесной мазью.

Корешок увлекся конской сбруей. Он внимательно осматривал гужи, бубенцы и колокольчики, поводки и недоуздки, стремена. Уж больно понравилась ему плетеная казацкая нагайка! Он подошел ближе к прилавку, тронул гибкую нагайку рукой и сейчас же услышал:

— Голопупый, что пронюхиваешь? Не лапай — не купишь: кишка тонка! Задарма только дегтю могу дать.

— На чо мне деготь? Чо я буду с ним делать? — смутился Корешок, а сам еще раз потрогал нагайку.

— Братва, пошли в продуктовый ряд, — предложил Ленька.