Нечего было бояться, пока поезд не остановился, никто не стал бы искать нас на крыше поезда в темноте. В то время беспризорные предпочитали орудовать на перевалочных станциях. Как кочевники, нигде подолгу не задерживались, переезжали с места на место по железной дороге. Обычно контролеры предпочитали с нами не связываться и, зави-дев нас, просто предупреждали пассажиров следить за своими чемоданами. Они знали, что беспризорные не ездят в одиночку и что мы можем отомстить. Если беспризорного доставляли в милицейский участок, новость быстро распространялась. Неважно, поймали Ваньку или Петьку: важно, что это был один из нас. Рано или поздно арестовавший беспризорного получит нож в спину или попадет под поезд.
Вдали появились огни — мы приближались к станции. С узлами на спине мы спустились с крыши, а когда поезд стал замедлять ход, спрыгнули на рельсы и побежали по насыпи12
. Как залезть в квартируКвартирные кражи были явлением частым, но очень рискованным, потому что хозяева могли в любой момент поймать воришку. Необходимо было соблюдать максимальную осторожность и иметь пути отхода, то есть хорошо готовиться к делу. В рассказах самих героев часто упоминаются хитрости, к которым прибегали мальчишки: если поймают, нужно объяснить, как они оказались в квартире и что у них не было намерений ее обокрасть. В Болшевской трудовой коммуне, как вспоминает ее директор Матвей Погребинский в книге «Фабрика людей» (1929), бывший беспризорный Мишка Ходок однажды вечером рассказал о своем методе ограблений.
Вот раз пошел я на Кудринскую площадь. Там на углу дом такой есть, раньше богатейший буржуй жил, а теперь, видать, народ советский. Хожу, значит, по коридору, слышу шумит примус. Взошел наверх, примусочек притушил, да с покупочкой вниз. Только я успел выйти со двора и поравняться с кооперативом, а за мной мужчина бежит, здоровый такой. Тут мои ноги загудели, запросились: «Бежим, дескать, Мишка а то засыпемся», а голова сообразила, поумней она ног, значит, ну, и сообразил — ножки попридержал я, остановился и в конце кооператива поглядываю. Пальто-то у меня широкое, а под ним примусок к поясу привешен, не видно его. Повернулся даже, так прямо на гражданина посмотрю и опять в окошечко. Гражданин поглядел на меня, видит за спиной у меня бидон, в котором молоко разносят, ну и подозрения никакого, прошел мимо. Вот, братцы, выходит так — на все соображение нужно. Не захвати я бидончик, тут и пропал бы. А то так бывает: в квартиру зайдешь, начнешь работать, а тут хозяин нагрянет, а у меня бидончик, имею, стало быть, оправдание, молоко, дескать, продаю, а для крепости у меня в бидоне две кружечки молочка, водичкой разведенные13
. В колонииБеспризорные воровали везде, даже в колониях, куда их помещали на перевоспитание: старшие тащили у младших кусок хлеба или потрепанную одежонку, мальчики воровали у девочек. Не говоря уже о педагогах, которых обкрадывали с завидной регулярностью. Но поскольку добыча в любом случае была скудной, воспитанники, в нарушение дисциплины, утром уходили в ближайший город или деревню «работать» на рынках, на улицах, в квартирах. К вечеру они возвращались обратно и кутили, разжившись краденым: еда, алкоголь, сигареты, наркотики. В 1926 году трудовую колонию для беспризорников и несовершеннолетних преступников, которую возглавлял А. С. Макаренко, перевели из Полтавской области в Куряжский монастырь под Харьковом. Там уже была детская колония, которую Макаренко предстояло реорганизовать. В учреждении, где работало сорок педагогов и жило около четырехсот ребят, был полный беспорядок, настоящее «бандитское гнездо», как вспоминал позднее Макаренко в «Педагогической поэме». Вот что он увидел, когда приехал осмотреть колонию в Куряже:
Мы вошли в спальню. На изломанных грязных кроватях, на кучах бесформенного мусорного тряпья сидели беспризорные, настоящие беспризорные, во всем их великолепии, и старались согреться, кутаясь в такое же тряпье. У облезшей печки двое разбивали колуном доску, окрашенную, видно, недавно, в желтый цвет. По углам и даже в проходах было нагажено. Здесь были те же запахи, что и на дворе, минус ладан14
.Во время знакомства с колонией Витька Горьковский из команды Макаренко рассказывает о том, как ведут себя старшие — «глоты» (это слово, означающее «жадный», «алчный», в переносном смысле использовалось для названия кулаков-эксплуататоров, а также криминальных авторитетов):
Витька вдруг прищурился и рассмеялся: